Моя жизнь - совокупность моих выборов, а не чьих-то преступлений.
Быть может, предок мой был честным палачом,
Мне маки грезятся, согретые лучом,
Гвоздики алые и полные угрозы
Махрово-алчные, раскрывшиеся розы.
Я вижу лилии над зыбкою волной,
Окровавленные багряною луной,
Они, забыв свой цвет, безжизненно-усталый,
Мерцают сказочно окраской ярко-алой,
И с сладким ужасом, в застывшей тишине,
Как губы, тянутся и тянутся ко мне.
И кровь поет во мне… И в таинстве заклятья,
Мне шепчут призраки: “Скорее! К нам в объятья!
Целуй меня… Меня!… Скорей… меня… меня!…”
И губы жадные, на шабаш свой маня,
Лепечут страшные призывные признанья:
Нам все дозволено… Нам в мире нет изгнанья…
Мы всюду встретимся… Мы нужны для тебя…
Мы объясним тебе все бездны наслажденья,
Все тайны вечности и смерти и рожденья.
И кровь поет во мне. И в зыбком полусне
Те звуки с красками сливаются во мне.
И близость нового, и тайного чего-то,
Как пропасть горная, на склоне поворота,
Меня баюкает, и вкрадчиво зовет,
Туманом огненным окутав небосвод.
Мой разум чувствует, что мне при виде крови
Весь мир откроется, и все в нем будет внове,
Смеются маки мне, пронзенные лучом…
Ты слышишь, предок мой? Я буду палачом!
Мне маки грезятся, согретые лучом,
Гвоздики алые и полные угрозы
Махрово-алчные, раскрывшиеся розы.
Я вижу лилии над зыбкою волной,
Окровавленные багряною луной,
Они, забыв свой цвет, безжизненно-усталый,
Мерцают сказочно окраской ярко-алой,
И с сладким ужасом, в застывшей тишине,
Как губы, тянутся и тянутся ко мне.
И кровь поет во мне… И в таинстве заклятья,
Мне шепчут призраки: “Скорее! К нам в объятья!
Целуй меня… Меня!… Скорей… меня… меня!…”
И губы жадные, на шабаш свой маня,
Лепечут страшные призывные признанья:
Нам все дозволено… Нам в мире нет изгнанья…
Мы всюду встретимся… Мы нужны для тебя…
Мы объясним тебе все бездны наслажденья,
Все тайны вечности и смерти и рожденья.
И кровь поет во мне. И в зыбком полусне
Те звуки с красками сливаются во мне.
И близость нового, и тайного чего-то,
Как пропасть горная, на склоне поворота,
Меня баюкает, и вкрадчиво зовет,
Туманом огненным окутав небосвод.
Мой разум чувствует, что мне при виде крови
Весь мир откроется, и все в нем будет внове,
Смеются маки мне, пронзенные лучом…
Ты слышишь, предок мой? Я буду палачом!
На лугу, где звонко бьет источник чистый
Светлою волною, радостной, как день,
Я нашла ягненка с шерстью серебристой…
Между ним и мною тихо встала Тень.
Шепчет, нож тяжелый мне влагая в руки:
«Пред тобою жертва, – жертву заколи.
Не создай кумира из бессильной муки,
В ней отрава мира, в ней печаль земли.
Вырастет из крови пышное растенье,
На стебле колючем красные цветы.
Первый – дерзновенье, а другой – забвенье,
Третий – опьяненье. Их познаешь ты!»
– Знаю, Темный, знаю, – кротостью блаженной
Никогда не билось сердце у меня.
Но в душе есть жажда правды совершенной,
Есть святое пламя звездного огня.
Знаю, Темный, – в каждом дремлет сила злая,
Зверь, непостижимый воле и уму.
Зверя клятвой вечной крепко заперла я,
Тайный ключ вручила Богу моему.
Верю, верю, Боже, – избранным Тобою
Ты удержишь руку от греха и зла! –
И пошла я смело новою тропою,
И отраву мира в сердце понесла.