Моя жизнь - совокупность моих выборов, а не чьих-то преступлений.
Сан Сириако, 1899 год- О, чтоб ты сдох, Хуанито! Чтоб тебя Злая курица* утащила на морское дно! Убирайся немедленно к своей шлюхе, поганое ты отродье, ублюдский ниггер!
- Да заткнись ты, Сириако! Хватит шуметь, уже ночь на дворе! Дай поспать!
- А тебе-то что надо, ты, шумная кошелка, собачья ты сука, дерьмо, высранное людоедом?! Хочу и ору, это не твоя забота!
- Сириако! Ну, успокойся, Сириако, что с тобой! Видишь, ночь, люди спят, а ты тут сопли разводишь. Не плачь, Сириако, это всего лишь Хуанито!
Некрасивая, почти сорокалетняя негритянка лежала на земле и орала, тряся кулаками куда-то в сторону дороги, выла, и слезы текли по липкому лицу. Все в общежитии с любопытством выглядывали в свои окна, чтобы посмотреть на это зрелище; все ругались на то, что теперь, из-за этой чокнутой, они не выспятся, но даже страх придти на работу вялыми и несчастными не остановил живого любопытства.
Сириако и сама была отличным поводом для сплетен: крупная и глупая негритянка с мужским именем, она на всё реагировала уж как-то слишком остро: плакала, когда боялась, что хозяин фабрики побьёт её палкой (хотя рабство отменили ещё до её рождения!), бурно обнималась и целовалась с теми несчастными, проявившими к ней сочувствие… А когда появился этот её Хуанито, то Сириако и вовсе спятила. Вообще из её соседей никто не верил, что в этакую-то дуру способен кто-нибудь влюбиться, но, когда узнали Хуанито поближе, то расслабились: скатившийся ниггер из семьи бывших работорговцев, торгует опиумом среди белых и спускает все полученные деньги за игрой в карты. Да уж, хорошо себе нашла муженька Сириако, нечего сказать!
И одним было её даже жалко, а другие раздраженно отвечали первым: «О, так этой чокнутой и надо! Да брось, кому она вообще сдалась!».
Но теперь даже вторые глотали слезы при виде горя бедняжки Сириако.
Она продолжала плакать, и те немногие, что пытались привести её в чувство, бросили эту мысль и пошли спать; негритянка же продолжала валяться в пыли и тихонько шептать проклятия про себя на предателя Хуанито. И что-то чёрное поднималось у неё изнутри, как будто бы её горе решило свернуть душу бедной Сириако наизнанку, завертеться, высвободиться, уничтожить всё – и их дурацкое общежитие с этими грязными людьми, презирающими её, фабрику с богатым белым хозяином, пожирающим их кукурузу, Хуанито, его шлюху… Разорвать их на части, поразить всеми карами небесными, ударить молнией, поджарить их насквозь! Пусть бы они поняли, что нельзя так поступать с бедняжкой Сириако! Пусть бы этот предатель Хуанито перед смертью хватался за деревья и траву, плача и умоляя грозную Сириако не убивать его! Ооо, как бы долго он у неё умирал!...
Ураган Сан Сириако был самым долгим ураганом в Атлантике, начиная с 3 августа 1899 года, он не ослабевал до 4 сентября, сопровождавшийся 28-ми дождливыми днями. Начал он своё разрушительное шествие с Гваделупы, затронув Пуэрто-Рико, Доминиканскую Республику, Гаити, Багамские острова, Азорские острова, штат США Северная Каролина. В результате стихийного бедствия погибло как минимум 3433 человек, был нанесен значительный ущерб урожаю в Пуэрто-Рико, плантациям табака и кукурузы в Северной Каролине.
*Злая Курица - колумбийский (и вообще южноамериканский) фольклор. Реально огромная курица, пожирающая людей и зачастую утаскивающая их в море.
Окичоби, 1928 годВ будний день кафе «У старика Мэда» пустовало: это было такое место, созданное специально для вечерних послерабочих посиделок. Тогда хозяин мог выйти из-за своей барной стойки и начать рассказывать собравшимся байки из своей жизни; ну и они, конечно, делились своими. Ох, разные же люди заходили к старику Мэда! Рабочие в котелках, бизнесмены в деловых пенсне, обаятельные жулики, иногда киноартисты… И даже женщины, хотя Мэд считал, что женщине не пристало шляться по барам, особенно без мужа. Но эти мысли он, конечно, всегда держал при себе.
А днём было пустынно. И вот только сейчас, где-то в углу сидела парочка – смурная девушка с поджатыми губками и простой парень, нахмурившийся и курящий одну за одной. Старик Мэд, вытиравший бокалы, навострил весь свой неиспорченный старческий слух, и вот что он услышал:
- Я думала о тебе куда лучше, Пит.
- Лучше, по-твоему, это когда ложишься в койку к черномазому и ходишь за ними в Сенат с бананами?
- Пит, прошу тебя.
- Нет, это Я прошу тебя, милочка. Кэт, о чём ты только думаешь! Я б не удивился, уйди ты к Стенли или к этому… ну, как зовут того хмыря, который вместе с тобой…
- Фрезер.
- Да, точно, он самый. Но ниггер, Кэт!
- Пит, они давно свободные люди. Ты должен меня понять.
- Но они навеки рабы, в мозге своём головном рабы! То, что одного из этих черномазых наш новый президент впустил в Сенат, ещё ничего не значит! Кроме того, что скоро мы все будем жить в джунглях… Как обезьяны. Ну, тебе-то это понравится, Кэт.
- Почему ты так жесток к ним? За что? Что они сделали тебе, Пит?
- Увели мою женщину, нет?
- Я сама приняла это решение. Джереми просил меня остаться, если тебе это так интересно.
- Какой внезапно умный ниггер! Авось я ещё собью с него всю черноту!
- Ты отвратителен, Пит.
- Ты, кстати, помыть его не пробовала? Нет? А он богат, твой Джереми, да? Очень богат?
- Нет, но…
- Ха, да ты просто не знаешь, что он богат! Просто ниггерские богатства – это шины, табак и сахар!
Их перепалка прервалась звонким хлопком. Голова юноши мотнулась вбок, и щека слегка побледнела, но выражение его лица нисколько не изменилось. Девушка же напротив, мелко-мелко дрожала и готова была расплакаться – и старик Мэд не знал, кому из них отдать свои симпатии. Как хорошо, что сейчас в его баре пока никого не было!
- Ты чудовище, Окичоби, - произнесла она сквозь зубы, а затем резко встала и направилась к выходу. По дороге она швырнула деньги на стойку опешившему Мэду. – Это за мой коктейль. Спасибо, сдачи не надо.
- Ты грязная шлюха! – неожиданно истерично заорал на неё парень, но ответом ему служил только громкий стук входной двери.
«Окичоби, - подумал старик Мэд. – Странная фамилия для белого парня, хм. Может, какой-нибудь латинос? Или европеец, что ещё хуже?».
Лицо Пита Окичоби моментально переменилось. Он вскочил со своего места, оставляя свою куртку висящей на спинке стула, и бросился к выходу, не обращая внимания на возмущенные крики хозяина. Он побежал за ней, но, едва только очутился на улице, понял, что не знает, куда она направилась.
- Кэтти! – заорал он, и люди на улице с опаской начали озираться на этого ненормального; а казалось бы, хороший такой парень, рабочий, одежда аккуратная… - Кэт! Кэт!!!
Его голос заглушался резкими порывами ветра, а весь страх Пита Окичоби и его ненависть к проклятым ниггерам, уведшим у него самую прекрасную девушку в мире, поднимались вверх, к горлу, скручивали его тело изнутри. Пит думал проорать это всё ей вслед, и этим людям, чтобы они поняли его боль, чтобы они образумились и выгнали этих грязных чёрных с их американских земель, но его крик затерялся среди резких порывов ветра…
В сентябре 1928 года ураган обрушился на штаты Флорида, Джорджия, Южная Каролина, Северная Каролина, а также на острова Пуэрто-Рико, Багамы, Гваделупа, Виргинские. <…> В массе своей, жертвами стали чернокожие бедняки.
Мурото, 1934 годМурото-сан остановилась и огляделась вокруг себя. Она плохо ориентировалась в городе, и не знала, куда ей податься – точнее, в какую сторону до автобусной остановки? Сейчас уже поздний вечер, и на улицах почти никого нет, это плохо. Значит, ей придётся переждать ночь на чемоданах, сидя где-нибудь на остановке, если только не найдёт лучшее место для ночлега. Главное, не попасться кому-нибудь на глаза, а то всплывёт вся эта история, и её посадят, непременно посадят… Или будут лечить, что ещё хуже.
Мурото-сан всегда была честной и спокойной девочкой, и сейчас она также честно и спокойно признавалась себе, что её положение катастрофическое, и что хуже не бывает, действительно не бывает.
Её звали Ами. Её отец был военным, и они почему-то переехали сюда, в Нагасаки – хотя сейчас было уместнее отправиться в Токио… по крайней мере, так рассуждал отец Мурото, когда она ему рассказывала об Ами. Она же в этом ничего не смыслила, и вообще в Ами её интересовало совсем другое. Она до сих пор не поняла, чем её привлекла эта девочка: не самое узкое лицо, не самые красивые движения, полненькая, со старыми башмаками стоптанными, слишком маленькими глазами… Но было в её улыбке что-то бесконечно мягкое, в её голосе была какая-то бесконечно прекрасная мелодичность, после чего Мурото потеряла голову. На беду, они ещё и сидели вместе с ней за одной партой, и Мурото требовалась вся её недюжинная выдержка, чтобы не пялиться на подругу. Она выхватывала боковым зрением каждый поворот головы Ами, каждое движение, задумчивое поглаживание ручки во время решения задачи…
И что Мурото-сан в ней понравилось?
Она задавала себе этот вопрос, когда девочки из её класса избивали её, став в кружок – им не хватило решимости бить её полноценно, просто каждый, по очереди, ударял её то сумкой, то каблуком, то выдергивал волосы и рвал одежду. Когда сидела в кабинете директора, и тот серьезно разговаривал с её несчастными родителями – и Мурото-сан старалась не думать, что её ждёт дальше. Когда отец собрал всё её вещи, часть из них порвав или разбив, и спокойно сказал её, что теперь она им не дочь – без всяких эмоций, без истерик, почти даже доверительно. Она ответила ему «Хорошо, Мурото-сан» и ушла из дома.
И куда ей теперь направиться? Она решила, что поедет в деревню к дедушке – того всегда считали эксцентричным человеком, не поддерживающим связи с роднёй. Даже если он что-нибудь узнает о ней, всё равно – даст какую-нибудь работу. Будет, конечно, унижать её, относиться как к больной и опасной сумасшедшей, но – это хотя бы крыша над головой.
Ами.
По телу Мурото пробежала дрожь. Она хотела поцеловать её тогда, но сдержалась, и просто написала записку признание. Ами тогда убежала из школы, и Мурото спокойно констатировала факт, что она подписала свой смертный приговор. Что теперь её жизнь погребена, пойдёт под откос. Что теперь она не устроится на работу, если только не попадёт в психиатрическую лечебницу. Что теперь её не примет ни один коллектив – ни семья, ни школа, ни работа…
Ни даже Ами. Ами, ради которой она решилась на этот шаг.
Пустота внутри Мурото завертелась, закружилась, вырвалась из тела, а девочка продолжала стоять на одном месте и молча смотреть в неизвестность…
21 сентября 1934 года на Японию обрушился тайфун, который опустошил огромные районы. Ветер, несшийся со скоростью 60 м/сек, что соответствует 4 категории по шкале ураганов Саффира-Симпсона, и сопровождаемый штормовым дождем, пересек территорию Японских островов от Нагасаки до Токио. Путь тайфуна отмечен разрушенными домами, вырванными с корнем деревьями, вывороченными телеграфными столбами. Железнодорожное сообщение Токио-Осака-Симоносеки прекращено. Во всех районах, пострадавших от тайфуна убито 2702 человек, ранено 14994 человек, пропало без вести 334 человек. Полностью разрушено больше 31000 домов, частично - больше 40000, снесено водой 1869 мостов, унесено водой и выведено из строя 11000 разных судов, уничтожено 200000 акров рисовых посевов. Тайфун Мурото считается самым сильным ураганом, обрушившимся за последнее столетие на Японские острова.
Диана, 1955 годПоловина четвёртого, ну ничего, времени до шести достаточно. Я успею убраться в комнате и приготовить рагу, а если вдруг ко мне соберется приехать Джонни или Дафна, то надо бы поставить пирог, ох, я нехорошая хозяйка, мне так не хочется этого делать, но Джонни нечасто приезжает ко мне, а Дафна всё-таки соседка, я же не могу оставить их без пирога. Ох, слава богу, новости заканчиваются, это хорошо, новости – это скучно, хотя я не должна так говорить, но сколько можно, Америка все переживает по поводу какого-то валютного соглашения, да кому это интересно, хотя Дафна говорит, что европейцы хотят завоевать Америку, и что даже Гитлер хотел приплыть туда, если бы не наша армия. Ну да бог с ним, слава богу, этот страшный человек был расстрелян, а теперь реклама – боже, как же долго до шести. Хорошо, что фильмы крутят в одно и то же время, как хорошо – никто не выйдет из дома в этот день, и не будет мне мешать смотреть моего Марлона. Может, сказаться больной? Но с Джонни это не поможет, он будет за мной ухаживать и даст мне лекарств, а я не хочу лекарств, я хочу посмотреть телевизор. Джонни хороший мальчик, но уж слишком какой-то… как будто бы не живой. Но, может, это я чокнутая, он же на самом деле хороший, и эта девушка, Кэрри, она бы за него не вышла, кстати, я так давно её не видела, надо будет попросить его приехать с ней в следующий раз, ведь я же хорошая мать, а семья должна быть всегда вместе, ох, ну что это за чушь. Вовсе мне не хорошо, когда мы все вместе. Вероятно, я неправильная жена и ужасная мать, бедный Джонни. Слава богу, он нашел себе хорошую девушку, и теперь я могу жить спокойно.
Боже, ну когда там шесть часов?!
Диана, дорогая, ты не убралась под диваном, посмотри внимательнее, пожалуйста. Моди бы сказал тебе, что так нехорошо – да Господи, если бы не Моди, я бы сейчас была актрисой, да кому ты нужна, ты-то играть до сих пор не умеешь, да и не получилось бы у вас ничего, Марлон ведь такой молодой, такой убийственно молодой, ну и что, зато я сейчас была хотя бы рядом. Как жалко, что Моди умер, я могла бы ухаживать за ним, он ведь был такой несчастный перед тем, как умер – зато он освободился от меня, бедный мой мальчик. Я ужасная жена, мне не должно было быть хорошо, что он умер. Марлон, Марлон, милый мой, он играет в таком кино, которое очень похоже на жизнь – Бланш сошла с ума, а эта, как её, из сериала… она ведь тоже умерла от любви к нему. Как то красиво! Как это… прямо как в жизни! Нет-нет, куда уж мне, я не умру, некуда мне деваться. Уже пять, да сколько можно-то, вновь крутят одну рекламу, сил моих больше нет его ждать. Джонни, наверное, считает, что его мать сумасшедшая, нет-нет, Джонни хороший мальчик, он любит меня, и даже привозит сладости, как мило с его стороны. Я не хожу к соседям и на вечера, меня, наверное, считают домашней клушей, как это неудобно перед людьми. Мне ведь всего сорок пять, я совсем не старая, а так запустила себя, кошмар. Дафна выглядит моложе, такая подтянутая, молодец, и ведь никто не скажет, что она старше меня. Надо будет ответить ей на приглашение, хоть выберусь куда-нибудь. Она захочет, чтобы я вновь вышла замуж, но я не хочу, я не хочу, нет-нет. Я ведь уже взрослая женщина, со взрослым сыном. И как я буду смотреть на них, своих женихов? Стыда никакого не оберешься. Ах, как бы мне хотелось быть рядом с Марлоном! Будь проклят тот день, когда я не пошла в актрисы! Ох, надо придти в себя, посмотреть телевизор, сколько времени? Уже шесть. Да когда же, когда?!
- А теперь пришло время извиниться перед нашими уважаемыми телезрителями: приносим свои извинения, но по техническим причинам показ фильма «Трамвай «Желание» переносится на завтра, в то же время…
И что мне делать? По техническим причинам… да какие там могут быть технические причины? Почему? Что там могло случиться? Если испортилась пленка… да нет, быть того не может. Боже, и что мне теперь делать? Я ведь так готовилась к нему. Что мне теперь делать? Так, Диана, Диана, пожалуйста, не плачь… вот, молодец, сдержалась. Надо… помыть посуду. Да. Черт, а ведь она уже помыта. Может, позвонит Джонни? Пусть он приедет. Да нет же, хватит врать себе, ты ему не нужна, с самого рождения не нужна, он и тогда, когда был болен, бежал к Моди, а не тебе. Но пусть бы он приехал, был бы повод не плакать. Боже, что же мне делать, что же…Почему сегодня? Почему именно сегодня?! Я ведь так хотела этого! У меня ведь больше ничего нет!
Как же я устала, Господи, как устала. Я ведь могла бы быть актрисой. Играть в тех же фильмах, что и Марлон. Например, его мать – он немногим старше Джонни, так что попадаем по возрасту… Или если бы кто-нибудь решил поставить «Сансет бульвар» вместе с нами. Я играла бы безумную Норму, а он – прекрасного юного Джо… Это сложная роль, я знаю, но Марлон бы справился с ней, я уверена. Как бы я хотела посмотреть на это!...
Боже, дай мне, пожалуйста, умереть. Дай мне. Нет сил выносить всех этих людей, нет сил жить в этом треклятом одиночестве, в обнимку с этим телевизором. Пожалуйста, Господи, пожалуйста… Я ненавижу этот мир, Господи, я ненавижу его, я такая несчастная, страшная, одинокая… Я могла бы владеть целым миром, но я не успела, так теперь хоть бы и разрушить его, но быть хоть чем-то, Господи, пожалуйста…
Откуда эти молнии во мне?
Ураган Диана - четвертый ураган в сезоне 1955 года, разразился 11 августа 1955 года, затронув штаты Северная Каролина, Вирджиния, Мариленд, Пенсильвания, Нью-Джерси, Нью-Йорк и регион Новая Англия. Образовавшиеся от урагана огромные волны совершенно затопили низменные берега. На Новую Англию ураган обрушился страшным ливнем, разрушая на своем пути сооружения, созданные для борьбы с наводнениями. Спокойные ручьи превратились в ревущие потоки, сносившие плотины, сокрушавшие бетонные и стальные мосты и сметавшие дома и фабрики. За одни только сутки буря унесла 200 жизней и причинила убытков на миллиард долларов
- Да заткнись ты, Сириако! Хватит шуметь, уже ночь на дворе! Дай поспать!
- А тебе-то что надо, ты, шумная кошелка, собачья ты сука, дерьмо, высранное людоедом?! Хочу и ору, это не твоя забота!
- Сириако! Ну, успокойся, Сириако, что с тобой! Видишь, ночь, люди спят, а ты тут сопли разводишь. Не плачь, Сириако, это всего лишь Хуанито!
Некрасивая, почти сорокалетняя негритянка лежала на земле и орала, тряся кулаками куда-то в сторону дороги, выла, и слезы текли по липкому лицу. Все в общежитии с любопытством выглядывали в свои окна, чтобы посмотреть на это зрелище; все ругались на то, что теперь, из-за этой чокнутой, они не выспятся, но даже страх придти на работу вялыми и несчастными не остановил живого любопытства.
Сириако и сама была отличным поводом для сплетен: крупная и глупая негритянка с мужским именем, она на всё реагировала уж как-то слишком остро: плакала, когда боялась, что хозяин фабрики побьёт её палкой (хотя рабство отменили ещё до её рождения!), бурно обнималась и целовалась с теми несчастными, проявившими к ней сочувствие… А когда появился этот её Хуанито, то Сириако и вовсе спятила. Вообще из её соседей никто не верил, что в этакую-то дуру способен кто-нибудь влюбиться, но, когда узнали Хуанито поближе, то расслабились: скатившийся ниггер из семьи бывших работорговцев, торгует опиумом среди белых и спускает все полученные деньги за игрой в карты. Да уж, хорошо себе нашла муженька Сириако, нечего сказать!
И одним было её даже жалко, а другие раздраженно отвечали первым: «О, так этой чокнутой и надо! Да брось, кому она вообще сдалась!».
Но теперь даже вторые глотали слезы при виде горя бедняжки Сириако.
Она продолжала плакать, и те немногие, что пытались привести её в чувство, бросили эту мысль и пошли спать; негритянка же продолжала валяться в пыли и тихонько шептать проклятия про себя на предателя Хуанито. И что-то чёрное поднималось у неё изнутри, как будто бы её горе решило свернуть душу бедной Сириако наизнанку, завертеться, высвободиться, уничтожить всё – и их дурацкое общежитие с этими грязными людьми, презирающими её, фабрику с богатым белым хозяином, пожирающим их кукурузу, Хуанито, его шлюху… Разорвать их на части, поразить всеми карами небесными, ударить молнией, поджарить их насквозь! Пусть бы они поняли, что нельзя так поступать с бедняжкой Сириако! Пусть бы этот предатель Хуанито перед смертью хватался за деревья и траву, плача и умоляя грозную Сириако не убивать его! Ооо, как бы долго он у неё умирал!...
Ураган Сан Сириако был самым долгим ураганом в Атлантике, начиная с 3 августа 1899 года, он не ослабевал до 4 сентября, сопровождавшийся 28-ми дождливыми днями. Начал он своё разрушительное шествие с Гваделупы, затронув Пуэрто-Рико, Доминиканскую Республику, Гаити, Багамские острова, Азорские острова, штат США Северная Каролина. В результате стихийного бедствия погибло как минимум 3433 человек, был нанесен значительный ущерб урожаю в Пуэрто-Рико, плантациям табака и кукурузы в Северной Каролине.
*Злая Курица - колумбийский (и вообще южноамериканский) фольклор. Реально огромная курица, пожирающая людей и зачастую утаскивающая их в море.
Окичоби, 1928 годВ будний день кафе «У старика Мэда» пустовало: это было такое место, созданное специально для вечерних послерабочих посиделок. Тогда хозяин мог выйти из-за своей барной стойки и начать рассказывать собравшимся байки из своей жизни; ну и они, конечно, делились своими. Ох, разные же люди заходили к старику Мэда! Рабочие в котелках, бизнесмены в деловых пенсне, обаятельные жулики, иногда киноартисты… И даже женщины, хотя Мэд считал, что женщине не пристало шляться по барам, особенно без мужа. Но эти мысли он, конечно, всегда держал при себе.
А днём было пустынно. И вот только сейчас, где-то в углу сидела парочка – смурная девушка с поджатыми губками и простой парень, нахмурившийся и курящий одну за одной. Старик Мэд, вытиравший бокалы, навострил весь свой неиспорченный старческий слух, и вот что он услышал:
- Я думала о тебе куда лучше, Пит.
- Лучше, по-твоему, это когда ложишься в койку к черномазому и ходишь за ними в Сенат с бананами?
- Пит, прошу тебя.
- Нет, это Я прошу тебя, милочка. Кэт, о чём ты только думаешь! Я б не удивился, уйди ты к Стенли или к этому… ну, как зовут того хмыря, который вместе с тобой…
- Фрезер.
- Да, точно, он самый. Но ниггер, Кэт!
- Пит, они давно свободные люди. Ты должен меня понять.
- Но они навеки рабы, в мозге своём головном рабы! То, что одного из этих черномазых наш новый президент впустил в Сенат, ещё ничего не значит! Кроме того, что скоро мы все будем жить в джунглях… Как обезьяны. Ну, тебе-то это понравится, Кэт.
- Почему ты так жесток к ним? За что? Что они сделали тебе, Пит?
- Увели мою женщину, нет?
- Я сама приняла это решение. Джереми просил меня остаться, если тебе это так интересно.
- Какой внезапно умный ниггер! Авось я ещё собью с него всю черноту!
- Ты отвратителен, Пит.
- Ты, кстати, помыть его не пробовала? Нет? А он богат, твой Джереми, да? Очень богат?
- Нет, но…
- Ха, да ты просто не знаешь, что он богат! Просто ниггерские богатства – это шины, табак и сахар!
Их перепалка прервалась звонким хлопком. Голова юноши мотнулась вбок, и щека слегка побледнела, но выражение его лица нисколько не изменилось. Девушка же напротив, мелко-мелко дрожала и готова была расплакаться – и старик Мэд не знал, кому из них отдать свои симпатии. Как хорошо, что сейчас в его баре пока никого не было!
- Ты чудовище, Окичоби, - произнесла она сквозь зубы, а затем резко встала и направилась к выходу. По дороге она швырнула деньги на стойку опешившему Мэду. – Это за мой коктейль. Спасибо, сдачи не надо.
- Ты грязная шлюха! – неожиданно истерично заорал на неё парень, но ответом ему служил только громкий стук входной двери.
«Окичоби, - подумал старик Мэд. – Странная фамилия для белого парня, хм. Может, какой-нибудь латинос? Или европеец, что ещё хуже?».
Лицо Пита Окичоби моментально переменилось. Он вскочил со своего места, оставляя свою куртку висящей на спинке стула, и бросился к выходу, не обращая внимания на возмущенные крики хозяина. Он побежал за ней, но, едва только очутился на улице, понял, что не знает, куда она направилась.
- Кэтти! – заорал он, и люди на улице с опаской начали озираться на этого ненормального; а казалось бы, хороший такой парень, рабочий, одежда аккуратная… - Кэт! Кэт!!!
Его голос заглушался резкими порывами ветра, а весь страх Пита Окичоби и его ненависть к проклятым ниггерам, уведшим у него самую прекрасную девушку в мире, поднимались вверх, к горлу, скручивали его тело изнутри. Пит думал проорать это всё ей вслед, и этим людям, чтобы они поняли его боль, чтобы они образумились и выгнали этих грязных чёрных с их американских земель, но его крик затерялся среди резких порывов ветра…
В сентябре 1928 года ураган обрушился на штаты Флорида, Джорджия, Южная Каролина, Северная Каролина, а также на острова Пуэрто-Рико, Багамы, Гваделупа, Виргинские. <…> В массе своей, жертвами стали чернокожие бедняки.
Мурото, 1934 годМурото-сан остановилась и огляделась вокруг себя. Она плохо ориентировалась в городе, и не знала, куда ей податься – точнее, в какую сторону до автобусной остановки? Сейчас уже поздний вечер, и на улицах почти никого нет, это плохо. Значит, ей придётся переждать ночь на чемоданах, сидя где-нибудь на остановке, если только не найдёт лучшее место для ночлега. Главное, не попасться кому-нибудь на глаза, а то всплывёт вся эта история, и её посадят, непременно посадят… Или будут лечить, что ещё хуже.
Мурото-сан всегда была честной и спокойной девочкой, и сейчас она также честно и спокойно признавалась себе, что её положение катастрофическое, и что хуже не бывает, действительно не бывает.
Её звали Ами. Её отец был военным, и они почему-то переехали сюда, в Нагасаки – хотя сейчас было уместнее отправиться в Токио… по крайней мере, так рассуждал отец Мурото, когда она ему рассказывала об Ами. Она же в этом ничего не смыслила, и вообще в Ами её интересовало совсем другое. Она до сих пор не поняла, чем её привлекла эта девочка: не самое узкое лицо, не самые красивые движения, полненькая, со старыми башмаками стоптанными, слишком маленькими глазами… Но было в её улыбке что-то бесконечно мягкое, в её голосе была какая-то бесконечно прекрасная мелодичность, после чего Мурото потеряла голову. На беду, они ещё и сидели вместе с ней за одной партой, и Мурото требовалась вся её недюжинная выдержка, чтобы не пялиться на подругу. Она выхватывала боковым зрением каждый поворот головы Ами, каждое движение, задумчивое поглаживание ручки во время решения задачи…
И что Мурото-сан в ней понравилось?
Она задавала себе этот вопрос, когда девочки из её класса избивали её, став в кружок – им не хватило решимости бить её полноценно, просто каждый, по очереди, ударял её то сумкой, то каблуком, то выдергивал волосы и рвал одежду. Когда сидела в кабинете директора, и тот серьезно разговаривал с её несчастными родителями – и Мурото-сан старалась не думать, что её ждёт дальше. Когда отец собрал всё её вещи, часть из них порвав или разбив, и спокойно сказал её, что теперь она им не дочь – без всяких эмоций, без истерик, почти даже доверительно. Она ответила ему «Хорошо, Мурото-сан» и ушла из дома.
И куда ей теперь направиться? Она решила, что поедет в деревню к дедушке – того всегда считали эксцентричным человеком, не поддерживающим связи с роднёй. Даже если он что-нибудь узнает о ней, всё равно – даст какую-нибудь работу. Будет, конечно, унижать её, относиться как к больной и опасной сумасшедшей, но – это хотя бы крыша над головой.
Ами.
По телу Мурото пробежала дрожь. Она хотела поцеловать её тогда, но сдержалась, и просто написала записку признание. Ами тогда убежала из школы, и Мурото спокойно констатировала факт, что она подписала свой смертный приговор. Что теперь её жизнь погребена, пойдёт под откос. Что теперь она не устроится на работу, если только не попадёт в психиатрическую лечебницу. Что теперь её не примет ни один коллектив – ни семья, ни школа, ни работа…
Ни даже Ами. Ами, ради которой она решилась на этот шаг.
Пустота внутри Мурото завертелась, закружилась, вырвалась из тела, а девочка продолжала стоять на одном месте и молча смотреть в неизвестность…
21 сентября 1934 года на Японию обрушился тайфун, который опустошил огромные районы. Ветер, несшийся со скоростью 60 м/сек, что соответствует 4 категории по шкале ураганов Саффира-Симпсона, и сопровождаемый штормовым дождем, пересек территорию Японских островов от Нагасаки до Токио. Путь тайфуна отмечен разрушенными домами, вырванными с корнем деревьями, вывороченными телеграфными столбами. Железнодорожное сообщение Токио-Осака-Симоносеки прекращено. Во всех районах, пострадавших от тайфуна убито 2702 человек, ранено 14994 человек, пропало без вести 334 человек. Полностью разрушено больше 31000 домов, частично - больше 40000, снесено водой 1869 мостов, унесено водой и выведено из строя 11000 разных судов, уничтожено 200000 акров рисовых посевов. Тайфун Мурото считается самым сильным ураганом, обрушившимся за последнее столетие на Японские острова.
Диана, 1955 годПоловина четвёртого, ну ничего, времени до шести достаточно. Я успею убраться в комнате и приготовить рагу, а если вдруг ко мне соберется приехать Джонни или Дафна, то надо бы поставить пирог, ох, я нехорошая хозяйка, мне так не хочется этого делать, но Джонни нечасто приезжает ко мне, а Дафна всё-таки соседка, я же не могу оставить их без пирога. Ох, слава богу, новости заканчиваются, это хорошо, новости – это скучно, хотя я не должна так говорить, но сколько можно, Америка все переживает по поводу какого-то валютного соглашения, да кому это интересно, хотя Дафна говорит, что европейцы хотят завоевать Америку, и что даже Гитлер хотел приплыть туда, если бы не наша армия. Ну да бог с ним, слава богу, этот страшный человек был расстрелян, а теперь реклама – боже, как же долго до шести. Хорошо, что фильмы крутят в одно и то же время, как хорошо – никто не выйдет из дома в этот день, и не будет мне мешать смотреть моего Марлона. Может, сказаться больной? Но с Джонни это не поможет, он будет за мной ухаживать и даст мне лекарств, а я не хочу лекарств, я хочу посмотреть телевизор. Джонни хороший мальчик, но уж слишком какой-то… как будто бы не живой. Но, может, это я чокнутая, он же на самом деле хороший, и эта девушка, Кэрри, она бы за него не вышла, кстати, я так давно её не видела, надо будет попросить его приехать с ней в следующий раз, ведь я же хорошая мать, а семья должна быть всегда вместе, ох, ну что это за чушь. Вовсе мне не хорошо, когда мы все вместе. Вероятно, я неправильная жена и ужасная мать, бедный Джонни. Слава богу, он нашел себе хорошую девушку, и теперь я могу жить спокойно.
Боже, ну когда там шесть часов?!
Диана, дорогая, ты не убралась под диваном, посмотри внимательнее, пожалуйста. Моди бы сказал тебе, что так нехорошо – да Господи, если бы не Моди, я бы сейчас была актрисой, да кому ты нужна, ты-то играть до сих пор не умеешь, да и не получилось бы у вас ничего, Марлон ведь такой молодой, такой убийственно молодой, ну и что, зато я сейчас была хотя бы рядом. Как жалко, что Моди умер, я могла бы ухаживать за ним, он ведь был такой несчастный перед тем, как умер – зато он освободился от меня, бедный мой мальчик. Я ужасная жена, мне не должно было быть хорошо, что он умер. Марлон, Марлон, милый мой, он играет в таком кино, которое очень похоже на жизнь – Бланш сошла с ума, а эта, как её, из сериала… она ведь тоже умерла от любви к нему. Как то красиво! Как это… прямо как в жизни! Нет-нет, куда уж мне, я не умру, некуда мне деваться. Уже пять, да сколько можно-то, вновь крутят одну рекламу, сил моих больше нет его ждать. Джонни, наверное, считает, что его мать сумасшедшая, нет-нет, Джонни хороший мальчик, он любит меня, и даже привозит сладости, как мило с его стороны. Я не хожу к соседям и на вечера, меня, наверное, считают домашней клушей, как это неудобно перед людьми. Мне ведь всего сорок пять, я совсем не старая, а так запустила себя, кошмар. Дафна выглядит моложе, такая подтянутая, молодец, и ведь никто не скажет, что она старше меня. Надо будет ответить ей на приглашение, хоть выберусь куда-нибудь. Она захочет, чтобы я вновь вышла замуж, но я не хочу, я не хочу, нет-нет. Я ведь уже взрослая женщина, со взрослым сыном. И как я буду смотреть на них, своих женихов? Стыда никакого не оберешься. Ах, как бы мне хотелось быть рядом с Марлоном! Будь проклят тот день, когда я не пошла в актрисы! Ох, надо придти в себя, посмотреть телевизор, сколько времени? Уже шесть. Да когда же, когда?!
- А теперь пришло время извиниться перед нашими уважаемыми телезрителями: приносим свои извинения, но по техническим причинам показ фильма «Трамвай «Желание» переносится на завтра, в то же время…
И что мне делать? По техническим причинам… да какие там могут быть технические причины? Почему? Что там могло случиться? Если испортилась пленка… да нет, быть того не может. Боже, и что мне теперь делать? Я ведь так готовилась к нему. Что мне теперь делать? Так, Диана, Диана, пожалуйста, не плачь… вот, молодец, сдержалась. Надо… помыть посуду. Да. Черт, а ведь она уже помыта. Может, позвонит Джонни? Пусть он приедет. Да нет же, хватит врать себе, ты ему не нужна, с самого рождения не нужна, он и тогда, когда был болен, бежал к Моди, а не тебе. Но пусть бы он приехал, был бы повод не плакать. Боже, что же мне делать, что же…Почему сегодня? Почему именно сегодня?! Я ведь так хотела этого! У меня ведь больше ничего нет!
Как же я устала, Господи, как устала. Я ведь могла бы быть актрисой. Играть в тех же фильмах, что и Марлон. Например, его мать – он немногим старше Джонни, так что попадаем по возрасту… Или если бы кто-нибудь решил поставить «Сансет бульвар» вместе с нами. Я играла бы безумную Норму, а он – прекрасного юного Джо… Это сложная роль, я знаю, но Марлон бы справился с ней, я уверена. Как бы я хотела посмотреть на это!...
Боже, дай мне, пожалуйста, умереть. Дай мне. Нет сил выносить всех этих людей, нет сил жить в этом треклятом одиночестве, в обнимку с этим телевизором. Пожалуйста, Господи, пожалуйста… Я ненавижу этот мир, Господи, я ненавижу его, я такая несчастная, страшная, одинокая… Я могла бы владеть целым миром, но я не успела, так теперь хоть бы и разрушить его, но быть хоть чем-то, Господи, пожалуйста…
Откуда эти молнии во мне?
Ураган Диана - четвертый ураган в сезоне 1955 года, разразился 11 августа 1955 года, затронув штаты Северная Каролина, Вирджиния, Мариленд, Пенсильвания, Нью-Джерси, Нью-Йорк и регион Новая Англия. Образовавшиеся от урагана огромные волны совершенно затопили низменные берега. На Новую Англию ураган обрушился страшным ливнем, разрушая на своем пути сооружения, созданные для борьбы с наводнениями. Спокойные ручьи превратились в ревущие потоки, сносившие плотины, сокрушавшие бетонные и стальные мосты и сметавшие дома и фабрики. За одни только сутки буря унесла 200 жизней и причинила убытков на миллиард долларов
Автор Доктор Зло, заявка с хота моя.
