Milch.

Самое первое молоко - пролилось на самую первую скатерть, и мне уже ненужно стало тратить силы на то,
чтобы держать свои тяжелые от удивления глаза открытыми: я начала видеть сквозь опущенные веки.
Случилось даже большее: мои опущенные веки и стали тем сладковатым знанием,
которое пропитало мою душу и тело мое, как пропитало пролитое молоко самую первую скатерть.

Чем старше моя Сила - тем цепче мое Одиночество...
Я гляжу из собственных глаз, точно из незнакомых окон,
и те, кто хотел сделать из них глоток - отводили взгляд, точно отпили вина, разбавленного морской водой...
Когда ранней весной начинает гореть сухая степь - я хожу с выпростанной наружу улыбкой, темной на вид и на вкус: горелые пустоши напоминают мне счастье, ведь и то, и другое рано или поздно зарастает жилистой, стремящейся к звездам травой... Но, ведь и звезды тянутся к траве, становясь все ближе и ближе, делая мою улыбку темной на вид и на
вкус... Только вот - я не из тех, кто ищет счастья: я та - что глядит из собственных глаз, точно из незнакомых окон...

Разве есть на свете что-либо несвоевременнее счастья, когда, распластавшись на нем, точно это - вышитая степными цветами накидка, лежащая посреди цветущей степи, - я забываю о своем будущем любовнике? (Смерть - женщина лишь для мужчин: так они вожделеют ее, для меня же Смерть - мужчина с пригоршней тишины в руке, с глазами, умеющими обнимать и сердцем, умеющим процеживать любовь, словно оно - мелкое сито...) Я уже не помню своего первого любовника: важен - последний...

Я иду по тропе своего тела уже много сотен лет, ночуя на постоялых дворах чьей-то любви, расправляя примятую ночью траву, стараясь не оставлять в чужих ноздрях - запаха своего имени. Я вытираю свои поцелуи с губ, которые еще недавно касались меня: ведь оставлять следы может лишь тот, кто уверен в своем вчерашнем дне... Я в нем - не уверена...

Моя жизнь течет, точно молоко: не завися от того,
кто пролил его и какие мысли овевали его своими то высокими, то низкими крылами.

---

Маковое.

закрыв глаза - я слушаю свою кровь, точно судно,
слушающее шорох песка на морском дне...

иногда я обманываю свое тело, притворяясь счастливой,
и тело начинает танцевать, ликуя каждым своим изгибом,
как ликует лоно паруса, наполняемое зеленым, горьким ветром...

иногда - мое тело обманывает - меня,
и я чувствую, что привязана к нему миллионами золотых узелков.

мне кажется - я не живу, а вижу сон : мое тело - жаркий, сладкий тростник, чей танец молодеет за счет глаз, что им любуются (точно маки, любящие соленую воду, но способные дарить засахаренные сны). и как сердце - всегда медленнее своей любви, так и я всегда опаздываю в свое собственное пробуждение...

---

Сказка о настоящих людях.

Это случилось давно, когда у Земли было два солнца. Одно солнце светило днём, а другое солнце светило ночью. И ночь была так же светла, как день. И день был жёлтым, а ночь голубой. И люди не говорили "ночь", они говорили "голубой день".

В то время на земле жили два племени. Люди одного племени умели летать и не умели бегать. У них были белые крылья и голубая кожа, потому что они летали, когда светило голубое солнце. Они жили высоко в горах, они жили в большой пещере. Люди этого племени знали огонь, знали камень и знали медь. У них были стрелы с медными наконечниками, и они охотились на зверей, но не трогали птиц, потому что сами были как птицы. Они называли себя "люди". Но мы будем называть их "крылатые люди".

Другое племя жило в лесах у подножья горы. Люди этого племени не умели летать, потому что у них не было крыльев, но они умели быстро бегать, потому что у них были быстрые ноги. Они бегали, когда светило жёлтое солнце, и кожа их стала жёлтой. Люди этого племени знали огонь, знали камень, но не знали меди. Их стрелы были с каменными наконечниками, и они стреляли ими в птиц. И ещё они ловили рыбу в реке, но не трогали тигров, антилоп и лисиц, и всех, кто умел бегать. Они называли себя "люди". Но мы будем называть их "бегущие люди".

На земле жили только два племени, но и они не умели жить в мире. А иначе не было бы и этой сказки. Бегущие люди совершали набеги на крылатых людей, когда они опускались отдохнуть на лесных полянах. Крылатые люди совершали налёты на бегущих людей, когда они поднимались на холмы, поросшие травой и можжевельником. Так досаждали они друг другу, так они враждовали, пока не случилось то, о чём мы вам расскажем.

В племени крылатых людей жил юноша по имени Белый Сокол. Он не был охотником, он был жрецом, поскольку был сыном Старого Жреца племени. Однажды Белый Сокол вылетел из пещеры и спустился вниз к реке, чтобы набрать на её берегах красной глины. Красной глиной он хотел рисовать медведя, ведь жрецы были художниками. С высоты своего полёта Белый Сокол увидел на берегу реки девушку, собиравшую ракушки в плетёную корзину. У девушки были волосы, чёрные как перья большого орла, глаза как янтарные камушки, упавшие на дно реки, губы как красная глина для рисования медведей и кожа как жёлтая глина для рисования антилоп. Эту девушку звали Дикая Лань, и она была дочерью Старого Вождя своего племени. Девушка увидела Белого Сокола в небе и испугалась, ведь он был из другого - враждебного племени. Она бросила корзину для собирания ракушек и побежала к лесу. Дикая Лань бегала быстро, ведь она была из племени бегущих людей, и ещё она была молода, а молодые ноги быстры, как ноги дикой лани.

Но полёт быстрее бега. Белый Сокол упал вниз, схватил корзину для собирания ракушек и опустился на землю, и преградил девушке путь. Он поставил корзину у её ног и поднял руки кверху в знак приветствия и мира. И ещё Белый Сокол сложил крылья за спиной и улыбнулся девушке. И Дикая Лань улыбнулась юноше. Так они увидели друг друга первый раз и так они полюбили друг друга, хотя Белый Сокол был из племени крылатых людей, а Дикая Лань была из племени бегущих людей. Они встречались на берегу реки, когда жёлтое солнце опускалось за лес, а голубое солнце вставало из-за горы. И встречи их были радостны, как песня жаворонка, и быстротечны, как прыжок белки, потому что быстро опускается жёлтое солнце за лес и быстро встаёт голубое солнце из-за горы. Но мы не будем об этом рассказывать, потому что сказка о том, что было дальше.

Белый Сокол пришёл к своему отцу, Старому Жрецу и спросил его: - Зачем мы убиваем умеющих быстро бегать? Разве они антилопы, у которых вкусное мясо? Разве они медведи, у которых тёплая шкура?

Старый Жрец ответил Белому Соколу так: - У быстро бегущих нет хорошей шкуры и мясо их жёстко. Когда мы убиваем быстро бегущего, мы оставляем его лежать на земле. Мёртвый быстро бегущий не нужен нам. Но мёртвый быстро бегущий лучше живого быстро бегущего, потому что мёртвые не приносят вреда, а живые убивают нас, людей.

И Дикая Лань пришла к своему отцу, Старому Вождю и спросила его: -Зачем мы убиваем умеющих летать? Разве они рыбы, которых можно есть? Разве их кожа покрыта мягким пухом, как у журавля?

И Старый Вождь ответил Дикой' Лани так: - Мы не охотимся на тигров, потому что тигры умеют бегать, как и мы, люди. Но если тигр сам нападает на человека, мы убиваем тигра. Тигр редко нападает на человека, он тоже не охотится на нас. Умеющие летать хуже тигра, потому что они убивают нас. Поэтому мы убиваем умеющих летать.

Второй раз Белый Сокол пришёл к Старому Жрецу и спросил его: - Зачем мы убиваем умеющих быстро бегать, а они убивают нас? Разве не можем мы жить в мире, как с птицами? Если мы не будем убивать быстро бегущих, они не будут убивать нас.

Старый Жрец покачал головой и ответил так: - Когда ты рисуешь орла, ты рисуешь крылья, как у нас. Когда ты рисуешь быстро бегущего, ты не рисуешь крылья. Орёл похож на нас, людей, потому что он умеет летать. Быстро бегущие не люди. Если мы не будем их убивать, они убьют нас всех.

И Дикая Лань второй раз пришла к Старому Вождю и спросила его: - Зачем мы убиваем умеющих летать, а они убивают нас? Разве не можем мы жить мирно, как с антилопами? Не надо убивать умеющих летать и они не будут убивать нас.

Старый Вождь покачал головой и ответил так: - Когда антилопа бежит, её ноги мелькают, как у нас. Умеющие летать не умеют бегать. Они не люди. Если мы не будем их убивать, они убьют нас всех.

В третий раз Белый Сокол пришёл к Старому Жрецу и спросил его: - Зачем мы убиваем умеющих быстро бегать? Они умеют говорить, они умеют смеяться, они умеют плакать. Они такие же люди, как мы.

Старый Жрец нахмурился и ничего не ответил Белому Соколу.

И Дикая Лань в третий раз пришла к Старому Вождю и спросила его: -Зачем мы убиваем умеющих летать? Они умеют любить, как мы. Они люди.

Старый Вождь нахмурился и ничего не ответил Дикой Лани.

Время двигалось дальше и пришёл период дождей. Двадцать жёлтых дней и двадцать голубых дней шёл дождь. Двадцать жёлтых дней и двадцать голубых дней не виделись Белый Сокол и Дикая Лань. На двадцать первый день кончился дождь, и едва жёлтое солнце коснулось верхушек деревьев, а голубое солнце показало свой край из-за гор, полетел Белый Сокол к реке, побежала Дикая Лань к реке. Со свистом резали воздух белые крылья, как искры мелькали в траве быстрые ноги. Шумела и бурлила река, тяжёлым потоком несла она мутные дождевые воды. Радостной была встреча Белого Сокола и Дикой Лани. Они смеялись и веселились как дети. Не ведали они, что над ними уже нависло несчастье.

Хранительницей огня своего племени была в тот вечер Дикая Лань. Огонь был сокровищем каждого племени, его нужно было кормить и оберегать от дождя и ветра. Когда огонь угасал, несчастье обрушивалось на людей. Ведь они не умели сами добывать огонь. Дикая Лань оставила много сухого корма огню, сосновой корой прикрыла его от ветра. Не могла она удержаться от встречи с Белым Соколом. Сердце её рвалось к нему. Но вот они встретились, и забыла Дикая Лань об огне, а когда вспомнила, было уже поздно. Огонь съел весь корм и погас. Дикая Лань пыталась вдохнуть в него жизнь, отогреть огонь своим дыханием. Но ничего не помогло - огонь умер. Племя бегущих людей оказалось в страшной беде.

Узнал об этом Белый Сокол и пришёл к отцу, Старому Жрецу, и сказал ему: - Я спрашивал тебя: зачем убиваем мы умеющих быстро бегать? Ты отвечал мне, и я помню твои слова. Теперь быстро бегущие не могут убивать нас. У них большая беда. У них умер огонь. Теперь они могут умереть сами. Но они тоже люди, хотя у них нет крыльев. Я не хочу, чтобы умеющие быстро бегать умерли. Я хочу дать им нашего огня. Смотри, как ярко горит наш огонь. Если взять от него небольшую часть, он не умрёт, и огонь будет и у нас и у быстро бегущих. Я прилечу к ним с огнём и скажу: Смотрите, я принёс вам огонь! Не убивайте меня, и я дам вам огонь. Не убивайте нас, и мы не будем убивать вас. Никто не будет мёртвым, все будут жить, как будет жить огонь, который я принёс вам.

Белый Сокол замолк и стоял перед своим отцом прямо, сложив за спиной белые крылья, и ждал ответа. Долго молчал Старый Жрец, долго думал над словами сына. Наконец он сказал: - Сын мой, твои слова удивительны. Не слышал я, чтобы можно было жить в мире с быстро бегущими. Не слышал я, чтобы их называли людьми, как и нас. Не слышал я, чтобы делились огнём с врагами нашими. Случались раньше такие несчастья, когда умирал огонь племени. Об этом рассказывал мне мой отец, а ему рассказывал его отец. Но тогда новый огонь дарило небо, или крали его у другого племени. Никогда не дарили мы огня быстро бегущим. Никогда не дарили нам огня быстро бегущие...

Старый Жрец замолчал и потом продолжил: - Три дня назад, когда шёл дождь и река вышла из берегов, видел я удивительную картину. Вырванные с корнем стволы деревьев неслись по воде, и на одном дереве я увидел волка и двух зайцев. Волк всегда убивает зайца, если может его поймать. Ты знаешь это, ты рисовал волка и ты рисовал зайца, и я тоже знал это. Но этот волк на дереве посреди реки не убивал зайцев, хотя они были совсем рядом. Почему волк не убивал зайцев?...

Снова замолчал Старый Жрец, и Белый Сокол терпеливо ждал. И когда Старый Жрец снова заговорил, голос его был уже решительным и твёрдым: - Ты не полетишь к быстро бегущим. Ты слишком молод, и Старый Вождь не будет тебя слушать. Но мы попробуем жить в мире с быстро бегущими. К Старому Вождю полечу я. Старый Вождь будет меня слушать. - Старый Жрец посмотрел на Белого Сокола и улыбнулся: - Если хочешь, можешь полететь вместе со мной.

На большой поляне собрался совет старейшин племени быстро бегущих. Старики сидели полукругом, их лица были сумрачны. В центре, там где должен был гореть огонь племени, лежали чёрные потухшие угли. Огонь умер. Умирал и Старый Вождь, он был болен и больше не мог быть вождём племени. К тому же люди знали, кто виноват в их несчастье - это Дикая Лань, дочь Старого Вождя, не уберегла огня. Дикая Лань сидела в хижине своего отца, ухаживала за ним и ждала своей участи. После выбора нового вождя её должен был судить совет старейшин. Наказание могло быть только одно: смерть. Или изгнание из племени, что было равносильно смерти в то далёкое время.

Воины племени на почтительном расстоянии окружали кольцом старейшин. Один из воинов, лучший охотник племени, по имени Сильный Тигр стоял чуть в стороне. О нём говорили старики, его предложили в вожди племени. Сильный Тигр оправдывал своё имя: хотя он был молод, он уже успел отличиться на охоте и в воинских делах. Он стоял прямо и гордо выпячивал грудь, все своим видом стараясь не показать, что чутко прислушивается к словам старейшин. Говорили, что вождь должен совершить какой-нибудь выдающийся подвиг, иначе племени не будет удачи.

Жёлтое солнце коснулось верхушек деревьев, а голубое солнце показало свой край из-за гор, когда в небе появились две большие птицы с белыми крыльями. Воины встрепенулись, вскинули луки. Но главный из старейшин быстро поднялся и жестом руки остановил их. "Это умеющие летать, - сказал он. - Смотрите они вытянули руки вверх. Это значит - у них нет оружия. Они хотят что-то сообщить нам. Выслушаем их вначале. Убить их мы всегда успеем."

Сильный Тигр с досадой бросил лук. На поляну плавно опустились двое умеющих летать. Вперёд выступил Старый Жрец. Возглас удивления пронёсся над поляной - многие узнали вождя крылатых людей.

- Я хочу говорить со Старым Вождём. - сказал Старый Жрец.

Ему ответил главный из старейшин:
- Старый Вождь болен. Мы выбираем нового вождя. Ты видишь перед собой совет старейшин племени. Говори, зачем пришёл.

Словно тень прошла по лицу Старого Жреца, он нахмурился, но начал говорить:
- Я узнал, что ваше племя постигло несчастье. У вас умер огонь.

Воины зашумели, и главный из старейшин снова успокоил их жестом руки:
- Если ты пришёл смеяться над нами, мы убьём тебя.

Старый Жрец покачал головой:
- Я не смеюсь над вами. Я сочувствую вашей беде.

- Наша беда - это наша беда. Что тебе до неё? Зачем ты пришёл к нам?
- Я пришёл с миром. Я говорю вам: не убивайте нас, крылатых людей, и мы не будем убивать вас, умеющих быстро бегать.
- Ты говоришь хорошие слова. Но слова легки как пух. Они летят по воле ветра...
- Я сказал слова. Но мы принесли не только слова. Мы принесли вам то, чего вы лишились. Возьмите наш дар и вы поверите нашим словам.

Вперёд вышел Белый Сокол с глиняным кувшином в руках. Он медленно направился к центру поляны, туда, где чернели угли умершего огня. Ропот пронёсся в рядах воинов, но снова главный из старейшин успокоил племя. Белый Сокол перевернул кувшин и на землю полетел огонь! Красные горячие угли упали на сухую сосновую хвою. Иголки вспыхнули, загорелись ветки и вот уже в центре поляны ярко полыхает огонь.

Несколько мгновений стояла тишина. Люди увидели чудо: враги принесли им огонь! Потом разом все закричали, вверх полетели стрелы и дротики, люди прыгали и вертелись волчком, издавали громкие вопли и плакали от радости...

А в стороне стояли молчаливые и напряжённые Старый Жрец и Белый Сокол, со сложенными крыльями, забытые всеми. Но нет, не всеми: главный из старейшин подошёл к Старому Жрецу и сказал:
- Вы принесли нам огонь! Это великий дар. Наш народ не забудет этого. Я запомнил ваши слова. Я сам повторю их всему племени. Я сейчас летите - когда люди радуются, они не могут думать. Мы будем думать после. Мы выберем нового вождя и мы придём к вам и будем говорить о мире.

Никто из быстро бегущих не слышал этих слов, так шумно стало на поляне. Никто, кроме Сильного Тигра. Он уже видел себя вождём племени. Ему нужен был выдающийся подвиг. И когда над лесом взлетели две большие птицы с белыми крыльями, Сильный Тигр поднял свой лук, не знающий промаха, и никто не успел остановить его...

У входа в пещеру собралось всё племя крылатых людей. Молча смотрели они, как медленно опустился на землю Белый Сокол, как снял со своих плеч тяжёлую ношу и осторожно опустил на землю тело Старого Жреца. Из груди его торчала прямая, как луч солнца, стрела с каменным наконечником...

И снова опускалось за лес жёлтое солнце и вставало из-за гор голубое солнце. И было темно, как ночью в наше время, потому что тяжёлые тучи закрыли небо, и свет голубого солнца не достигал земли. Один за другим вылетали из пещеры большие птицы с белыми крыльями. Каждый воин держал в руках глиняный кувшин, и в каждом кувшине был огонь, слабо пламенеющий в горячих углях. Снова крылатые люди летели к лесу и несли огонь для умеющих быстро бегать. Но это был другой огонь. Это был злой огонь. Так решил совет старейшин племени умеющих летать.

Последним вылетел из пещеры Белый Сокол. Там остались только старики, женщины и дети. Белый Сокол летел к реке. Там было определено ему его место. Не так летал раньше Белый Cокол к реке. Теперь не резали его крылья воздух со свистом и шумом, медленно и тяжело поднимались они и опускались. На том самом берегу опустился Белый Сокол, на том самом месте, где первый раз встретил он Дикую Лань. Теперь он стоял здесь один с кувшином в руках.

Долгий тревожный крик разнёсся над лесом. И тот, кто остался в пещере, мог видеть, как в разных местах вспыхнули яркие точки, ровным кольцом охватившие лес, в центре которого мигала неровным светом ешё одна точка - новый огонь племени быстро бегущих, великий дар крылатых людей. Кольцо огня разгоралось, точки сливались вместе. Начинался большой лесной пожар, когда огня много, слишком много...

Лишь в одном месте кольцо огня оставалось разомкнутым.

На берегу реки стоял Белый Сокол с кувшином в руках. Крылья его были сложены и голова опущена. Давно уже должен был он опрокинуть кувшин, выпустить на волю яркий огонь. Но Белый Сокол всё медлил. Вот он поднял голову. До него донеслись крики людей. Они приближались. В красном свете пожара заметались руки, ноги, лица. Люди бежали сюда, на берег реки, где ещё не было всепожирающего огня. Бежали воины, старики, дети, женщины. И вдруг Белый Сокол увидел: впереди всех, подняв руки кверху бежала девушка быстрая, как быстрая лань, с развевающимися волсами. Это была Дикая Лань.

И Белый Сокол опрокинул кувшин. Зашипели угли в речной воде, вспыхнули последний раз и погасли навсегда...

Умеющие быстро бегать умели и плавать. Многие погибли в пламени лесного пожара, многие утонули в реке, но племя уцелело. На другом берегу собралось много женщин и детей, а воины: воины устремились дальше. Вверх по крутым склонам горы карабкались воины. Кто-то срывался в пропасть, кто-то падал в расщелину, но оставшиеся упорно продолжали идти всё выше и выше...

Люди крылатого племени, женщины, старики и дети, стояли у входа в пещеру и с ужасом видели, как медленно, но верно приближаются к их убежищу воины умеющих бегать. Племени, которое было обречено на смерть, но каким-то чудом спаслось и вот теперь приближается к ним, чтобы мстить. Умеющие летать могли заметить, как впереди воинов лёгкая и быстрая, как горная коза, карабкалась молодая девушка. Вот вскакивает она на скалу, и поворачивается к догоняющим её воинам, и поднимает руки вверх, и что-то кричит, кричит им. Но её не слушают и бегут дальше. И снова Дикая Лань обгоняет быстрых воинов и снова кричит им. И уже можно различить её слова: - Стойте! Не надо! Они люди! Люди, как мы! Не делайте этого! Остановитесь! - Но снова никто не слушает её, и воины с мрачными лицами всё ближе и ближе. Уже натягивают луки, уже выпускают стрелы. И тот, кто взлетает, падает вниз. И тот, кто бежит вглубь пещеры, не найдёт там убежища. Стрелы, привыкшие попадать в маленьких быстрых птиц, легко настигают больших птиц с белыми крыльями. И воины крылатого племени не поспевают на помощь своим жёнам, сёстрам, матерям, детям. С шумом режут воздух их крылья, но около пещеры их встречают не приветственные возгласы родных, а свист стрел, прямых как солнечный луч...

Наступает жёлтое утро, встаёт желтое солнце. Ветер развеял тучи. Затих пожар в лесу. Смолк шум в горах. Воины умеющих быстро бегать, живые и мёртвые, лежат вперемешку, не в силах подняться от усталости. И никто не замечает, как медленно поднялась в небо, высоко в небо, большая птица с белыми крыльями. Как кружит и кружит она над пещерой. Как медленно взмахивает крыльями, не поднимаясь вверх, не опускаясь вниз, кружит и кружит на одной высоте. Только двое следят за её полётом. Молодая девушка с мокрым лицом, с глазами, как тёмное дно реки. И молодой воин, сильный, как тигр, будущий вождь племени людей. Одного оставшегося на земле племени людей. И снова тонко звенит стрела, прямая как солнечный луч. Последняя стрела, выпущенная в тот день.

Сильный Тигр бросает к ногам девушки большие белые крылья, его последний трофей. Он говорит: - Забудь его. Иди со мной. Теперь я - вождь племени. Иди со мной.

---

Алуш.

Я - алуш*. Мой человек вылепил меня, смешав влажную глину и тёплый мёд, натёр мои губы кровью, чтобы я могла говорить, и поставил сторожить дом. Мой человек богат, его комнаты забиты вещами, с каждой следующей из них он становится старше. Работа, порученная мне, проста: я швыряю камни в воров, отгоняю их от дома громкими криками. А когда надменные ценные вещи ссорятся между собою за лучшее место, я разношу их по разным углам.

Я редко слышу что-либо кроме голосов вещей и птиц, но однажды в дом постучали - со всех четырёх сторон. Это был бродячий человек, он попросил у меня хлеба, не предложив ничего взамен. Я швырнула в него камнем: в такое время по нашей дороге осмеливаются ходить лишь воры да оборотни. Бродячий человек не ушёл. Он попросил у меня хлеба, предложив взамен камень. Камень понравился мне. Я дала человеку хлеба, и он, запив кусок своими слезами, запел:

У меня было тело, оно болело
В теле была душа, и ей было страшно
А ещё у меня было время, кажется, было
Но оно уходило

Теперь я знаю, что всё, что я видел - сон
Что дождь - это сон воды, а дым - это сон огня
Но, зная всё это, я знаю: твоя любовь -
Самое ценное, что есть у меня

Песня понравилась мне. Каплей огня она зажгла моё горло, глаза и губы; она зажгла мои руки, и пальцы, и вещи, которых я случайно коснулась. Ковры, занавески и стены охвачены были огнём, дом сгорел, ничего не осталось в нём. Поздней ночью мой человек вернулся домой, но на месте дома была пустая земля. А я стояла перед ним, обожжённая, твёрдая, и лунный свет струился по моим волосам. Мой человек закричал на меня во всё горло, обвиняя, что я лишила его всего. И тогда я ответила: но я оставила тебе самое ценное - свою любовь. А он рассмеялся в ответ: да кому нужна любовь алуша, пустой глиняной куклы? Мой человек ударил наотмашь. Когда он наполнил мои черепки до краёв лунным светом и продал его на базаре, он стал вдвое богаче, чем был...

С тех пор любовь глиняной девушки бродила, как прокажённая, среди людей, заглядывала сожжёнными глазами в сердца, искала приют. С тех пор, как любовь глиняной девушки поселилась во мне, я перестала слушать чужие песни. И лишь иногда я, сама про себя, напеваю:

У меня было тело, оно болело
В теле была душа, и ей было страшно
А ещё у меня было время, кажется, было
Но оно уходило

Теперь я знаю, что всё, что я видела - сон
Что дождь - это сон воды, а дым - это сон огня
Но, зная всё это, я знаю: твоя любовь -
Самое ценное, что есть у меня...

*Алуш, у индейцев майя - глиняная фигурка, которая сторожит посевы

---

Нимуэ.

Каждый год, когда приходит октябрь, и листья на королевских кленах окрашиваются в цвет моих волос, я узнаю, что меня зовут Нимуэ.

Расчесываю золотисто-рыжие кудри и иду на поиски своего волшебника, который ждет меня в хрустальном гроте на краю Земли.Когда-то давно, в первой из своих жизней, я заперла его там, пытаясь спасти от смерти. Сберечь для себя.

Но когда Мерлин стал легендой, Нимуэ оказалась коварной девой, предавшей его.
И это было моим искупленьем за то, что я забыла дорогу к убежищу моего любимого.
Вскоре после того, как я опоила Мерлина зельем и заточила в надежном убежище, мне пришлось умереть. Я бросилась в воды озера, чтобы сохранить тайну моего чародея.

Родившись вновь, я не была уже Нимуэ. Рыжеволосая дочь рыцаря Боре, болезненная и самолюбивая, ничуть не была похожа на Деву Озера.Когда ей исполнилось девять, она упала в ручей. На берег вышла Нимуэ, с песней о Мерлине в сердце.Она вспомнила первую встречу с волшебником. Нимуэ тоже было девять, и она тонула, а Мерлин спас ее. И они сразу поняли, что предназначены друг другу.Стоял октябрь, и королевские клены хвастались своей роскошью.Бранвен, дочь рыцаря Бове, умерла в лихорадке через два дня после купания в ледяных водах лесного ручья.

И родилась Лиле, друидка Лиле, которая вспомнила своего единственного однажды осенью, и отправилась искать хрустальный грот.Она умерла сморщенной старухой, так и не найдя Мерлина, и в далекой северной стране появилась малютка Айя.А за Айей следом была южанка Леона.Потом славянка Всемила…

Я прожила десятки жизней в разных землях. Я звалась разными именами. Я познала сотни мужчин.Но ни разу не встретился мне тот, кто бы хоть немного напомнил Мерлина. Кто бы мог сравниться с ним по мощи и нежности.

Я отдалась ему первой из женщин, хотя он был тогда уже почти стариком.
Он нарушил обет целомудрия ради меня. Поцеловав меня в губы, он потерял свободу.
Наши тела сплелись, наши дыханья стали одним, и мне раскрылись в один миг все тайны вселенной. Каждое прикосновение моего чародея становилось песней, и тысячи бриллиантовых искр окружали нас, и мое тело выгибалось к нему навстречу, и я кричала. От моих криков сталкивались тучи, и дожди заливали нас, но мы не замечали этого, мы были счастливы.

И вставала над землей радуга, а седовласый Мерлин говорил, лаская мои бедра:
- Ты - Владычица Радуг.

И я смеялась от радости, потому что знала: радугами повелевает он, а я только скромная его ученица. Но я возьму его искусство себе, чтобы спасти любимого от его врагов.Я улетала в колдовские миры, как только Мерлин касался меня. Изнывала от наслаждения, плакала и просила о пощаде.Он лишь хохотал в ответ.

Он подбрасывал меня на руках, как пушинку, а я иногда не успевала расправить крылья и падала с высоты прямо на него. Мой рыцарь входил в меня яростно и жестоко, раздирая меня до боли.
Но это была приятная боль!
Бесконечное воскресение…

Я рождаюсь вновь и вновь, проживаю чужие жизни, то мне не дано вновь испытать неистовой страсти Мерлина. Не позволено слиться с кем-нибудь воедино, как это было у нас с моим единственным. Все мужчины лишь блеклые тени Мерлина.

Мои перевоплощения легко оставались позади, не затрагивая ума и сердца Нимуэ. Той самой, волшебницы Нимуэ, которая покончила с собой ради любви к Мерлину.
Меня сжигали на костре как ведьму. Я умирала от чумы. Я таяла в родильной горячке. Погибала в мужских битвах. Похоронила многих своих детей.

Я увлекалась игрой в новую жизнь настолько, что всякий раз забывала Мерлина.
Но в октябре, когда королевские клены шептали о спокойствии и гармонии, я становилась Нимуэ. Волшебницей Нимуэ, читавшей истину в книге вечности о себе и других.

Я понимала, что равнодушна к очередной судьбе.
Надевала лучшее платье и бежала на поиски своего волшебника.
Где я могла спрятать его?

Я обшарила каждый уголок в Англии.
Там его нет.
Может быть, Мерлин спит в стране Эльфов. Но как найти туда дорогу?

Сейчас мне шестьдесят. Я умру через несколько лет от болезни, которую уже чувствую в себе. Так и не взглянув в глаза Мерлину.

Я смотрю на играющих девочек: любая из них может стать моей матерью.
В моей власти выбирать свою следующую судьбу. Но зачем?..

Вдыхаю осенний воздух. Он пахнет моим любимым. Следую за ниточкой аромата, будто охотничий пес. Слушаю песню, которую напела Мерлину перед сном.

Ты спишь на мшистом камне
посреди усталого старого леса.
Но тебе кажется, будто постель
из хрусталя и гагачьего пуха,
потому что ты ждешь меня....

Он видит себя свободным. Со своими боевыми друзьями. С недоумком Артуром и похотливым Ланселотом. С Кеем, Персифалем и Галахадом. Нынешние ученые говорят, что многих из этих рыцарей не существовало. Глупцы. Меня бы спросили, мне нетрудно ответить.

Мерлину кажется, что это я заточена в хрустальном гроте среди полых холмов.
Я подарила ему эту иллюзию.Волшебница Нимуэ, Владычица Озера, первая и последняя возлюбленная Мерлина, который ждет своего часа в сонном мареве.
Я найду и разбужу своего чародея. Тихонько прошепчу:
- Мои коленки пахнут тобой...
Он возьмет меня сильно и властно, и все вокруг снова будет для нас.
Я решусь произнести нелепое слово идиллия. Впервые за сотни лет.
А потом наступит зима, и сухой снег покроет наше с Мерлином брачное ложе.

---

Шайло.

Со времен моего первого любовного поражения я позволяю небу спокойно падать мне на плечи, осознавая в чём моя миссия - показать/выразить/спеть любовь, и уходить налегке,по-английски, со своей любовью. Я научилась дарить её, ничего не требуя взамен и в 18 лет встретила ту, которая была предназначена мне Богом. Ту, которую рисовала в альбомах ( как в той песне Земфиры) гуашью. Ту, которую решила не предавать никогда.И теперь я понимаю ради чего падала и поднималась.

Она моя. И у неё бьётся моё второе сердце...

---

Hello.

Проводи меня до дома в разрушенном переулке, на границе рая и ада,в стороне от дорог и людей. Зайди на минутку (кофе? компот? кьянти? коньяк?) и останься на полчаса, на день, на год,навек в моем мире-мозаике, колдовском, совершенном до жути, наполненном музыкой, восточным ветром, банальными философскими истинами, взаимоисключающими, но верными.

---

Полынь-трава.

Я не замерзла, эта дрожь
улыбки и полыни, -
ей грош цена, но этот грош
в такой чеканят сини!

Допей вино и дай огня -
все курят в этой чайной.
Не возвращайся без меня
в края, где наши тайны.

Ведь незаметный порошок
я сыплю с ворожбою -
тебе не будет хорошо
с другими, как со мною:

не та у них нега и злоба,
и струны не те дрожат,
и мы это знаем оба,
пройдя этот скучный ад.

Юнна Мориц

---

Остаётся ждать и петь.

Носить свои расписные шифоновые штучки без тебя, напевать незнакомые космические мелодии одной,улыбаться столь же трепетно и нежно в пустоту и спокойно ждать дня, когда снова появишься ты.

---

Эта любовь могла бы мимо нас пролететь...

подкрадись ко мне со спины
и горячим шёпотом
порази прямо в сердце.

вполне возможно, я желаю умереть
и возродиться.
в собственном теле,
но в совершенно другом месте.

---

Представьте бессмертие...

Представьте бессмертие, когда даже брак длиной в полвека покажется приключением на одну ночь.Представьте, как моды сменяют друг друга,стремительно -- не уследишь. Представьте, что с каждым веком в мире становится все больше и больше людей и в людях все больше и больше отчаяния.Представьте, как вы меняете религии и работы, места жительства и диеты, пока они окончательно не утратят ценность. Представьте, как вы путешествуете по миру из года в год, пока не изучите его весь, каждый квадратный дюйм, и сам станет скучно. Представьте, как все ваши чувства -- любви и ненависти, соперничества и победы -- повторяются снова и снова и в конце концов жизнь превращается в бесконечную мыльную оперу. Все повторяется снова и снова, пока рождения и смерти людей перестанут тревожить вас и волновать, как никого не волнуют увядшие цветы, которые выбрасывают на помойку.

---

Тот поцелуй дарованный...

Поцелуй в сердце.В сонное тихое сердце. Никогда не видела сердца так близко.Оно было смешным, трогательным, даже немного любящим меня. Когда я прикоснулась к нему губами, ты тихо всхлипнул. А моё сердце танцевало в красно-чёрной мозаике, всё чаще замирая на поворотах.

---

Easy listening.

под музыку easy listening в центре пьяного армагеддона
я сяду на землю, закрою глаза, сожму кулаки покрепче
и буду плавить металл души в блестящие тёплые слёзы
солёный ветер залижет раны и дрожью ляжет на плечи

я стала невидимой. мерно дыша, тела сквозь меня проходят
пронзая собой, ускользают, спешат любить кого-то другого
они уходят, а я остаюсь, и рваные звуки мелодий –
мой дом и пища, моя любовь, мои маршрут и дорога

неровно царапая острым пером стихи на влажных ладонях
блуждаю по городам, ищу незапертый выход в небо
под музыку easy listening в сердце пьяного армагеддона
исчезну монетой, брошенной в воду, за лучиком солнца следом.

@темы: песок сквозь пальцы

---

Hurry up and go.

...And then come back. You said you will make me smile.

Поспеши и иди. А потом возвращайся.
Ты сказал, что заставишь меня улыбаться.

---

Мои лучшие сны расстаяли.

хочу легких перьев ко комнате..
стоять на краю бархатного вечера
и знать,что не упаду.

draw a dotted line road to love.
нарисуй пунктиром дорогу к счастью.

---

Me grande amor.

Любовь моя,
Мне снятся страшные сны,
И я кричу во сне
На непонятном
тебе
языке

Любовь моя,
Я гашУ чувство вины
пеплом твоих сигарет,
Вот моё время -
зажато в руке..

Ты - дно моё.
Глазами в глаза смотреть -
И травы сгорают в дым,
Вода, как вино,
Когда мы вдвоём

Подать рукой:
С одной стороны смерть,
С другой стороны - ты.
Пока нам больно -
мы
не умрём...

---

Во сне...Там было дерево, дерево,представляешь?

И я у него просила быть с тобой долго-долго, пока не умру,
Я же не смогу жить после тебя, поэтому я должна умереть первой.

И я стою, обнимаю его и прошу, прошу, прошу.
Ты же знаешь, я не плачу никогда. Да, нет, плачу.И там, с деревом этим.
Холодное, мокрое, такое живое, просто сонное немного.
И представляешь, как будто это ключ к чему-то вечному.
Ему лет триста,не меньше.
Дерево без названия. И дождь.

Только бы быть с тобой - как угодно, кем угодно, где угодно.
И даже если никому и нигде неугодно. Только чтобы ты жила долго.
И я была рядом. А я буду. Ты можешь верить мне, я никогда-никуда.

Однажды я проснулась от кошмара, мне снилось, что тебя вообще нет.
Не стало, исчезла и всё, всё! Нигде. Такой это невыносимый был кошмар.
И после этого у меня появился страх потерять тебя насовсем..

Будь, заклинаю. Будь. Просто будь.
Истерика? Нет, правда. Я без тебя не...

---

Мастер и Маргарита.

Не помня как, я совладал с цепью и ключом. Лишь только она шагнула внутрь, она припала ко мне, вся мокрая, с мокрыми щеками и развившимися волосами, дрожащая. Я мог произнести только слово: - Ты… ты? - и голос мой прервался, и мы побежали вниз. Она освободилась в передней от пальто, и мы быстро вошли в первую комнату. Тихо вскрикнув, она голыми руками выбросила из печки на пол последнее, что там оставалось, пачку, которая занялась снизу. Дым наполнил комнату сейчас же. Я ногами затоптал огонь, а она повалилась на диван и заплакала неудержимо и судорожно.

Когда она утихла, я сказал: - Я возненавидел этот роман, и я боюсь. Я болен. Мне страшно.
Она поднялась и заговорила: - Боже, как ты болен. За что это, за что? Но я тебя спасу, я тебя спасу. Что же это такое? Я видел ее вспухшие от дыму и плача глаза, чувствовал, как холодные руки гладят мне лоб.
- Я тебя вылечу, вылечу, - бормотала она, впиваясь мне в плечи, - ты восстановишь его. Зачем, зачем я не оставила у себя один экземпляр! Она оскалилась от ярости, что-то еще говорила невнятно. Затем, сжав губы, она принялась собирать и расправлять обгоревшие листы. Это была какая-то глава из середины романа, не помню какая. Она аккуратно сложила обгоревшие листки, завернула их в бумагу, перевязала лентой. Все ее действия показывали, что она полна решимости и что она овладела собой. Она потребовала вина и, выпив, заговорила спокойнее.
- Вот как приходится платить за ложь, - говорила она, - и больше я не хочу лгать. Я осталась бы у тебя и сейчас, но мне не хочется это делать таким образом. Я не хочу, чтобы у него навсегда осталось в памяти, что я убежала от него ночью. Он не сделал мне никогда никакого зла. Его вызвали внезапно, у них на заводе пожар. Но он вернется скоро. Я объяснюсь с ним завтра утром, скажу, что люблю другого, и навсегда вернусь к тебе. Ответь мне, ты, может быть, не хочешь этого?
- Бедная моя, бедная, - сказал я ей, - я не допущу, чтобы ты это сделала. Со мною будет нехорошо, и я не хочу, чтобы ты погибала вместе со мной.
- Только эта причина? - спросила она и приблизила свои глаза к моим.
- Только эта.
Она страшно оживилась, припала ко мне, обвивая мою шею, и сказала: - Я погибаю вместе с тобою. Утром я буду у тебя.
И вот, последнее, что я помню в моей жизни, это - полоску света из моей передней, и в этой полосе света развившуюся прядь, ее берет и ее полные решимости глаза. Еще помню черный силуэт на пороге наружной двери и белый сверток.

Маргарита сразу узнала его, простонала, всплеснула руками и подбежала к нему. Она целовала его в лоб, в губы, прижималась к колючей щеке, и долго сдерживаемые слезы теперь бежали ручьями по ее лицу. Она произносила только одно слово, бессмысленно повторяя его: - Ты… ты, ты…

Мастер отстранил ее от себя и глухо сказал: - Не плачь, Марго, не терзай меня. Я тяжко болен. - Он ухватился за подоконник рукою, как бы собираясь вскочить на него и бежать, оскалил зубы, всматриваясь в сидящих, и закричал: - Мне страшно, Марго! У меня опять начались галлюцинации.

Рыдания душили Маргариту, она шептала, давясь словами: - Нет, нет, нет, не бойся ничего! Я с тобою! Я с тобою! Коровьев ловко и незаметно подпихнул к мастеру стул, и тот опустился на него, а Маргарита бросилась на колени, прижалась к боку больного и так затихла. В своем волнении она не заметила, что нагота ее как-то внезапно кончилась, на ней теперь был шелковый черный плащ. Больной опустил голову и стал смотреть в землю угрюмыми больными глазами.

У меня больше нет никаких мечтаний и вдохновения тоже нет, ничто меня вокруг не интересует, кроме нее, - он опять положил руку на голову Маргарите, - меня сломали, мне скучно, и я хочу в подвал.

Позвольте мне с ним пошептаться? Воланд кивнул головой, и Маргарита, припав к уху мастера, что-то пошептала ему. Слышно было, как тот ответил ей: - Нет, поздно. Ничего больше не хочу в жизни. Кроме того, чтобы видеть тебя. Но тебе опять советую - оставь меня. Ты пропадешь со мной.
- Нет, не оставлю, - ответила Маргарита и обратилась к Воланду: - Прошу вас опять вернуть нас в подвал в переулке на Арбате, и чтобы лампа загорелась, и чтобы все стало, как было.
Тут мастер засмеялся и, обхватив давно развившуюся кудрявую голову Маргариты, сказал: - Ах, не слушайте бедную женщину, мессир. В этом подвале уже давно живет другой человек, и вообще не бывает так, чтобы все стало, как было. - Он приложил щеку к голове своей подруги, обнял Маргариту и стал бормотать: - Бедная моя, бедная…

---

Драконы, они мудры, как змеи, но просты,черт побери,как голуби.

-Дракон -это чудовище?
-Это любимая женщина...

Т. Т. " На грани пола"

Любить мы умеем. Большинству и во сне не снились такие любови,которые драконам приходилось пережить. Они мудры, как змеи, но просты, черт побери, как голуби. Всё начинается с любви : грандиозной, потрясающей, до смешения крови, до самого глубокого прорастания друг в друга, до телепатии и кармического эха. Когда у любимой на работе заболит голова, а ты ночью просыпаешься от такой же боли дома. Так продолжается год-два. Потом предмет любви, неважно,заяц или кролик, уходит к такому же зайцу или коту навсегда. А дракон остаётся один, в аду, и проходит этот ад, волоча за собой хвост ещё на протяжении нескольких лет. Из знакомых драконов одна пропахала героиновую зависимость, другая - жесточайшие приступы депрессии, закончившиеся инфарктом, у меня своя история: не хуже, о которой я тебе потом расскажу. Время, однако, идёт, силы жизненные требуют выхода, и тогда дракон поднимает чешуйчатую голову: " Ах ты, жизнь моя жестянка, стало быть, вот ты со мной как, ты меня ещё не знаешь, я и так могу, и так!". И летят щепки, и рвутся одежды. Конечно, драконам стыдно, и плохо, и больно, но только по ночам и наедине с собой. Дракон снял бы с себя все чешуйки до последней, чтобы ещё хоть раз испытать хоть что-то отдалённо напоминающее ту - уже пережитую один раз любовь, и успокаивается сразу, как только находит то, что нужно. Я видела один раз счастливого дракона - сказочное зрелище.

---

Ты действительно слишком живой.

Тебя слишком много, и поэтому ты все время чего-то хочешь и все время чего-то боишься, и твои ощущения перехлестывают через край, что неминуемо притягивает к тебе смерть…

Макс Фрай.