Когда-нибудь красота спасёт мир. Но только не мир Анны, художницы из Лилля, однажды нарисовавшей портрет Королевы. Он получился поистине безупречным - как будто во время работы кистью Анны водил сам Господь Бог. Воплотив в Королеве все свои представления о красоте, Анна ощутила, как незнакомое ранее чувство рождается в ней, укореняясь в самом сердце и причиняя невыносимую боль. Королева была несравненно красивее самой Анны...
На самом деле Королевы никогда не существовало. Но воображению Анны удалось то, что оказалось не по силам телам земных женщин. Пережив муку рождения шедевра так, как другие переживают рождение детей, Анна обратилась к самому невыразительному из дневных дел - уборке, за которой так хорошо отдыхают ум и сердце. На время уборки Королева была поставлена к окну, через которое враждебно оглядывала не принадлежавшее ей королевство. Вскоре у дома Анны стал собираться народ. Медлили очарованные торговцы, ведшие на рынок навьюченных ослов; знатные дамы в остановленных каретах прижимали к округлившимся ртам ладони, обтянутые фламандским кружевом; простолюдинки падали ниц, с их обветренных губ срывались бессвязные молитвы. А после появился и экипаж Короля, возжелавшего лично засвидетельствовать чудо. Обратно во дворец Король вернулся, раздавленный красотой Королевы и вдохновлённый талантом её создательницы - вместе с ними обеими.
Королева воцарилась на стене в тронном зале, Король сидел напротив, не в силах оторвать от неё изумлённых глаз. Теперь он хотел лишь одного - разделить с Королевой свою жизнь. Но та жила в воображаемом мире Анны, портретистки, которая, страстно желая оказаться на месте Королевы, не признавалась в этом самой себе. Вместе этого Анна стала воплощать в придуманную жизнь Королевы собственные сны и мечты...
Великому композитору бывает достаточно одного прикосновения к клавишам, чтобы начать творить мелодию. Так и Анне хватало лишь взгляда на портрет, чтобы начать рассказывать Королю об их с Королевой общей счастливой жизни. Рассказ шёл через Анну сам собою, словно управляя её мыслями и языком. Анна чувствовала, что, отдавая Королеве самое дорогое и хранимое - своё воображение - сама она лишается права совершить в будущем все эти чудесные вымышленные деяния. А новое чувство, сильное, как ненависть, замешанная на нерастраченной любви, вычерпывало Анну до самого дна.
Она тяжело заболела. Иллюзии, как перелётные птицы, покинули её, не печалясь. Фантазия опустела, а вместе с нею опустели и воображаемые дни Королевы, которая теперь тихо умирала, глядя с портрета скорбно и строго. Обеспокоенный Король призвал лучших лекарей и колдунов, но те не смогли ничем помочь Анне, смущенно разводя руками. Анна же, распластанная на постели в приступе неизвестной болезни, уже слышала, как смерть приближается к замку со стороны её изголовья... Наверное, в этот момент она и сумела стать честной с собой, разгадав название своего заболевания и подобрав, как ключ, лекарство к нему.
В тот вечер, тяжело кашляя и прижимая дрожащую ладонь то к груди, то к гортани, она рассказала Королю последнюю историю о Королеве. Она сказала: Королева умрёт, потому что её больше никто не станет придумывать... После этих слов Анна взялась обеими руками за свой язык и с силой рванула его из гортани. На её подол упал, извиваясь, цветок с латинским названием Livor - синий цветок зависти, стебель его кровоточил. Это он, укоренившись в сердце Анны, оплетая голосовые связки и самовольно двигая языком, творил Королеву, которую кормила собою Анна, лишаясь времени, сил и права на собственную судьбу. Поражённый Король взглянул на картину, но Королевы больше не было на ней - на Короля смотрели лишь синие глаза Анны, портретистки из Лилля, глаза синее берлинской лазури. А Анна вновь смеялась, смеялась, онемев, и чистая любовь цвета красной киновари пульсировала в её освобождённом сердце, фонтаном заливая пустое горло.