Стюардесса..."Есть в этой профессии доля романтики. .." - думаю я, вспоминая " 104 страницы про любовь" и в то же время в моём гороскопе два фатальных градуса " человек, падающий с башни" и " сломанные крылья". Но если мне суждено упасть с небес, я всё равно упаду. В прямом или в переносном смысле, пусть будет так.
Звёзды никогда не лгут.
Главное-выдержка.Боишься. Тогда ты тоже боялась.
Я помню, как мы с тобой тогда горели... над степью...
Ты ужасно боялась — и никто этого не заметил.
Ты улыбалась — ты умеешь скрывать страх.
Эдвард Радзинский "104 страницы про любовь"
Людям моложе ста двух лет свойственна вера в "необыкновенную встречу". Без этой веры можно было бы умереть от скуки. Идет по улице человек. Упал и умер. Все думают — он от инсульта. А он — от скуки.
***
Человек — не тот, кто он есть на самом деле, а тот, кем он мечтал стать. Просто в силу тех или иных причин часто что-то не получается в жизни. А вот встретишь незнакомого человека — и ничего он о тебе не знает, и ты можешь держать себя с ним так, будто все у тебя вышло. С незнакомыми людьми легко.
***
Вы знаете, я заметила, есть какой-то закон: если плачешь, всегда потом будешь смеяться. И наоборот. Вот однажды я плакала два дня подряд. Мне это так надоело. И вот на третий день я решила: буду смеяться — и все! И целый день ходила и смеялась сквозь слезы, как идиотка...
***
Хорошо бы все люди лет на пять замолчали. Вот тогда у всех-всех слов появился бы снова большой смысл. Непонятно? Вот когда я думаю — понятно, а говорить не умею.
***
Знаешь, жалко, что кончилось детство. Это все-таки самое лучшее. (Смеется.) Странно. Я вот откалываю какие-то дикие номера. Но это самый дикий. Моя мама мне всегда говорит: "Худая, худой и останешься. Потому что злая и сумасшедшая".
***
Вот с тобой я отчего-то дура. А без тебя — я столько хочу тебе рассказать.
***
Время стекает со стрелок часов,
А часы все бормочут насмешливо.
Дальше я еще не сочинил. Там будет кусок о нежности. Нежность. Ее все время стыдятся. Ее прячут далеко в боковой карман. И вынимают в одиночестве по вечерам. Чтобы посмотреть, как она истрепана за день — наша нежность. И еще о смерти... "Не бойтесь смерти. Смерть, — это так, добродушный сторож в парке, который сгоняет со скамеек засидевшихся влюбленных. А они не хотят уходить, а смерть все причитает надоевшим голосом: "Попрошу на выход, закрывается". Это будет лучшая песня в СССР. Я ее сочиню для тебя.
+++
НАТАША. Нет, нет, я не буду плакать. Я — все...
Скажи только одну вещь: ну зачем я тебе нужна? Ведь тебе никто не нужен! Ты сам сильный!
ЕВДОКИМОВ (вытирая ей лицо). Ну что ты, Наташка.
НАТАША. Молчи. Я все равно буду плакать, наверное... Просто есть дни, когда все время плачешь. Глаза на мокром месте.
РАДИО. Бортпроводницу Александрову Наталью Федоровну просят пройти к самолету.
НАТАША. Дай я хоть немного попудрюсь. Что-то я вообще сегодня несдержанная. Опять погорела выдержка. (Вдруг.) Поцелуй меня... еще... еще, ладно?
ЕВДОКИМОВ (целует ее в мокрое лицо и шепчет). У тебя невероятные волосы. Я каждый раз удивляюсь, какие у тебя волосы.
НАТАША. Тихо, Эла, тихо... На нас все время смотрят.
ЕВДОКИМОВ. Пусть смотрят. (Опять шепчет какую-то чепуху.) На нас целый день смотрят. На нас всю жизнь смотрят... У тебя абсолютно золотые волосы.
НАТАША. Да, у меня лучшие волосы в СССР.
ЕВДОКИМОВ. Я напишу стихи о твоих волосах. Сентиментальные стихи о твоих волосах.
НАТАША (счастливо). Выдержка, Эла, выдержка...
***
ЕВДОКИМОВ (Наташе). Чего ты сидишь?
НАТАША. А что мне делать?
ЕВДОКИМОВ. Танцевать. Или, может, пойдешь поцелуешь его, как того летчика?
НАТАША. Вообще, надо бы.
ЕВДОКИМОВ. Слушай, серьезно, ты шизофреничка?
НАТАША. Ты знаешь, Эла, я на тебя не обижаюсь. Тебе все это очень трудно понять. У тебя всегда было в жизни все... не плохо. А вот у него — не вышло. Не все люди такие сильные, как ты... Но с возрастом, наверное, у всех появляется потребность уважать себя. У него — тоже... Я не понимаю, о чем он вас просил. Но он просил. А ты на него плюнул.
ЕВДОКИМОВ. Закончила, да?
НАТАША. Ну что с тобой говорить? В тебе есть один... дефект: ты совершенно, ну ни капельки не умеешь жалеть людей. Это потому, что тебя еще ни разу не трахнуло в жизни. Вот когда-нибудь разочек трахнет... и ты сразу станешь все понимать.
ЕВДОКИМОВ. Так как же насчет поцелуя?
НАТАША. Какой ты дурачок сейчас.
***
Я больше не могу так... Я все думаю... и реву... Ты молчи, молчи... Я каждое утро с тобой разговариваю. Вот проснусь и спорю с тобой, как идиотка. Ты только молчи. Все как надо. Так и должно было быть. И всегда ты обо мне бог знает что будешь думать. И правильно! Девчонка, с которой ты познакомился в кафе... А! Это невозможно. Ты не имеешь права обо мне так думать! Потому что... Элка — мой, мой, мой. Я люблю тебя. Я немыслимо... я даже не знала, что так можно... Элка, я хочу... Я не виновата! Откуда я знала, что я тургеневская барышня! А ты все равно будешь на меня так смотреть! Потому что... Ты молчи, молчи... Это нам — за все...
***
После смерти Наташи.
ГОЛОС ЕВДОКИМОВА. Так не бывает.
ЕЕ ГОЛОС. Бывает, Эла.
— Я даже не подарил тебе цветов. Но ты и не хотела.
— Я очень хотела.
— А моя подушка пахнет твоими волосами. Когда мы заканчивали опыт, я все время об этом вспоминал.
— Смени наволочку — вот и все. Потрясающе, что у тебя вышел опыт. Девушка будет тобой гордиться. (Смех.)
— Я все время слышу твой смех. У тебя невероятный смех.
— Лучший смех в СССР.
— Было очень страшно?
— Да... Когда пошел дым, все туристы повскакивали. Это тебе не геологи, тихие, как огурчики. Я их успокаивала... И забыла слово по-английски. И все вспоминала... и потом...
— Я идиот. Все было не так!
— Все было так. Я ни о чем не жалею.
— Ты была такая грустная в парадном.
— Я была счастливая. Ты знаешь, я просто сдерживалась, чтобы не заорать от счастья, потому что я поняла, что ты меня вправду любишь.
— Нет, так нельзя! Так не бывает!
— Выдержка, Эла. Главное, выдержка! По-английски выдержка — это...