Когда она успела вскочить на ноги и оказаться рядом с Тристаном? Она не помнила. Смолистый запах волос индейца вызвал в памяти скрипичные уроки, которые дядя Донашиану однажды организовал для нее. Как и остальные уроки - рисования, танцев и вышивки - они прошли впустую; Изабель обладала только одним талантом - любить.

Тристан подошел к индейцу, направил на него пистолет, но стрелять не стал. Вместо этого он вытащил из шорт лезвие бритвы и, опустившись на корточки, быстро что-то сделал, повернувшись к ней спиной. Когда он поднялся, лицо Изабель покрылось испариной при виде убийственного бесчувствия на его лице. Какое это странное и потное ощущение - остаться в живых.
- Я должен сохранить два патрона. Они понадобятся нам с тобой, если они вернутся, - объяснил он.

Мысль о смерти от его руки показалось ей настолько прекрасной и справедливой, что у Изабель свело промежность. Затем сияющий утес ее фантазий залили горькие и тяжелые волны реальности.

- Они украли наших детей! - закричала Изабель; "наших" было ложью.
- У индейцев есть лошади, - сказал Тристан. - Прислушайся, это удаляющийся топот копыт. Мы не сможем догнать их пешком. - Он задыхался, его высокий лоб перерезали морщины. Казалось, он сердится на нее.
- Ах, мои маленькие, - проговорила Изабель и лишилась чувств. Песчаная земля поднялась ей навстречу, подобно тому как пышная перина детской кроватки всплывала навстречу ее телу, когда задолго до смерти матери, до того как отец превратился в уязвленное чудовище, он уносил спящую Изабель на руках из какого-нибудь восхитительного места, куда они ходили вместе, и когда ее, будто в ложке, переносили из одной чаши сновидений в другую, она на какое-то мгновение просыпалась и видела его сильные руки, белые простыни и откинутое мохнатое одеяльце.

***


Когда к Изабель вернулось сознание, коричневая поверхность реки уже искрилась в утреннем свете, а Тристан сидел, уставившись в пламя разожженного им костра.

- Что нам делать? - спросила она у Тристана.
- Жить, сколько сможем, - ответил он. - Нужно переправиться через реку.Мы должны все время двигаться на запад. Возвращаться нам некуда - только горе и опасности.

- А как же Азор и Корделия?.. - У Изабель потекли слезы, когда она представила себе их маленькие послушные ручки и ножки и доверчивые, широко раскрытые глаза, похожие на чаши, ожидающие, что их наполнят. Даже когда голод и усталость обрушились на их беззащитные, хрупкие тельца, они с верой глядели на свою мать.
- У нас нет ни сил, - сказал Тристан, - ни возможности вернуть их. Даже если мы могли бы сделать это, как нам защитить их от опасностей дикой природы? Милая Изабель, может, для них лучше остаться с теми, кто знает, как здесь выжить. Если бы дикари хотели убить их, они бы сделали это сразу же.

Бессильная ярость Изабель выплеснулась наружу. Тристан казался таким самодовольным, когда бесстрастно и разумно констатировал их отчаянное положение.

- Зачем нам вообще жить? - спросила она. - Что этому миру, - она сделала широкий жест, словно обводила рукой всю землю, - умрем ли мы сейчас или чуть позже? Зачем мучиться, Тристан?

Он с опаской поглядел на нее из-под полуприкрытых век, чуть склонив голову набок, так же, как он глядел на нее в бытность свою пляжным воришкой, хотя в те годы на лице его не было морщин.

- Грех даже спрашивать об этом, - сказал он. - Наш долг прост - мы обязаны жить.
- Но там, - закричала она, на этот раз указывая на небо, - никого нет, кого волнует, исполним ли мы наш долг? Бога нет, а наши жизни - досадная случайность! Мы рождаемся в грязи и муках, а потом, движимые муками, голодом, страстью и страхом, живем без всякой цели!

Лицо его стало серьезным, и он заговорил мягче, как будто хотел смягчить ее оскорбительно громко звучащий в полной тишине голос.
- Ты разочаровываешь меня, Изабель, - начал он. - Почему же мир так замысловато устроен, если он лишен смысла? Подумай только, сколько труда требует создание мельчайшего насекомого или травинки. Ты говоришь, что любишь меня; тогда ты должна любить жизнь. Жизнь - это дар, и мы должны за него платить. Я верю в духов, - заявил он, - и в судьбу. Ты была моей судьбой, а я - твоей. Если мы умрем сейчас, то никогда не достигнем того, что нам предначертано свыше. Может, нам суждено спасти наших детей, а может, и нет. Я знаю лишь одно, Изабель: жизнь свела нас с тобой не для того, чтобы питать своими детьми ненасытную утробу этого мира, а затем,чтобы мы доказали, что нет ничего сильнее любви, давали миру пример любви. Я чувствовал это даже на автомобильном заводе, когда мне казалось, что я никогда больше не увижу тебя.

Джон Апдайк " Бразилия"