Любая женщина — как свежая могила:
из снов, из родственников,
сладкого, детей...
Прости её. Она тебя любила.
А ты кормил — здоровых лебедей.

Но детским призракам (я это точно знаю) —
не достучаться им —
до умного — меня...
А ты — их слышишь — тёплая, тупая,
непоправимая — как клумба, полынья.

Стихотворение — простое, как объятье —
гогочет, но не может говорить.
Но у мужчин — зато —
есть вечное занятье:
жён, как детей, — из мрака — выводить.

И каждый год — крикливым, птичьим торгом
я занимаюсь в их — живой — груди:
ту женщину,
наевшуюся тортом,
от мук, пожалуйста, — избавь и огради!

Все стихтворения —
как руки, как объятья.
(...от пуха, перьев их — прикрой меня — двумя!)
Да, у мужчин — другие есть занятья,
но нет других — стихотворений — у меня.

...Ты мне протягиваешь — руку наудачу,
а я тебе — дырявых лебедей.
Прости меня.
Я не пишу, я плачу —
над бедной–бедной — девочкой — моей...