Моя жизнь - совокупность моих выборов, а не чьих-то преступлений.
Звёздный каталог (Арсений Тарковский)До сих пор мне было невдомек -
Для чего мне звездный каталог?
В каталоге десять миллионов
Номеров небесных телефонов,
Десять миллионов номеров
Телефонов марев и миров,
Полный свод свеченья и мерцанья,
Список абонентов мирозданья.
Я-то знаю, как зовут звезду,
Я и телефон ее найду,
Пережду я очередь земную,
Поверну я азбуку стальную:
- А-13-40-25.
Я не знаю, где тебя искать.
Запоет мембрана телефона:
- Отвечает альфа Ориона.
Я в дороге, я теперь звезда,
Я тебя забыла навсегда.
Я звезда - денницына сестрица,
Я тебе не захочу присниться,
До тебя мне дела больше нет.
Позвони мне через триста лет.
Касыда о смутных горлицах ( Федерико Гарсия Лорка)Две горлицы в листьях лавра
печалились надо мною.
Одна из них была солнцем,
другая была луною.
Спросил я луну: "Сестрица,
где тело мое зарыли?" -
"Над сердцем моим", - сказала,
а солнце раскрыло крылья.
И я вдалеке увидел,
по пояс в земле шагая,-
две снежных орлицы взмыли,
и девушка шла нагая.
Спросил я у них: "Сестрицы,
где тело мое зарыли?" -
"Над сердцем", - луна сказала,
а солнце сложило крылья.
И я двух нагих голубок
увидел в тени орлиной -
и были одна другою,
и не было ни единой.
Наваха, зарница смерти ( Мигель Эрнандес)Наваха, зарница смерти,
как птица, нежна и зла,
круги надо мною чертит
косой полосой крыла.
Ночной метеор безлюдья,
вершит она свой полёт
и где-то под левой грудью
угрюмые гнёзла вьёт.
Зрачки мои - окна в поле,
где бродит забытый смех;
висок мой чернее смоли,
а сердце - как белый снег.
И я в ворота июня,
гонимый крыльями зла,
вхожу, как серп новолунья
во тьму глухого села.
Печалей цвет паутинный,
ресницы слёз солоней
и край дороги пустынной -
и нож, как птица, над ней.
Куда от него забиться,
стучать у каких дверей?..
Судьба моя - морем биться
о берег судьбы твоей.
Любовью, бедой ли, шквалом
завещана эта связь?
Не знаю, но вал за валом
встаёт и встаёт, дробясь.
И только смерть не обманет
царя над ложью земной.
Пусть яростней птица ранит -
последний удар за мной!
Лети же, над сердцем рея,
и падай! Придёт черёд -
и след мой жёлтое время
на старом снимке сотрёт
Настенное блюдо ( Фрэд Солянов)От заросшего фасада,
Где полынь и виноград,
Голубые анфилады
Выходили на закат.
Там в малиновом проеме
Била ножкой в сноп лучей
Балерина на изломе
Тени тоненькой своей.
Белый месяц плыл в улыбке
Сквозь решетчатый забор.
И подыгрывал на скрипке
Грустный шут у пыльных штор.
Знал он – есть конец у сказки.
Сколько сердце ни морочь,
Упорхнет подруга в пляске
И изменит в ту же ночь.
Он веселую плясунью
Так старательно любил,
Что однажды в полнолунье
Он любовь свою убил.
Убивать без слез и крови
Может только ловкий шут.
И летит за изголовье
То, что сказкою зовут.
Месяц смотрит у забора
На полынь и виноград.
На полу – осколки шторы
И разбившийся закат.
Я умру от того, что немытый поем виноград... ( Яна Джин)
Больнее всего -
что равнодушию
учишься в самом расцвете жизни.
Оно неизбежно - как конец предписанный.
И вводишь его - чтобы знать наизусть -
в сердце, что подпортила грусть,
но зато забыло как надо ждать,
о собственном весе начав горевать.
Больнее всего -
что любимые самые
отучат тебя от веры,
инстинкта,
и чётко - как на учебной пластинке -
растолкуют тебе
анатомию грусти.
Они же - родня - и окажутся теми,
кто под кожу тебе
введут сомненья.
И ты, перестав их считать прегрешеньем,
скажешь себе про грусть: Ну и пусть!
Больнее всего -
что взгляд незнакомца -
когда на тебе вдруг остановится -
разбудит сердце твоё и отправит
в рифмованный и гарцующий бег
за правдой, скрывшейся на ночлег.
А если не он, не вырванный взгляд, -
то фраза, вырванная из контекста,
отбросит в юность, в забытое место:
“Я умру от того, что немытый поем виноград...”
Больнее всего -
что некому будет
тебе потом уже объяснить -
как просто было
простою причудой
душу в самой себе воскресить.
И подобно писаке, лишенному дара
увидеть главное -
но приставшему к частностям,
ты, когда растратишься даром,
пристанешь к тем, к кому непричастна.
И станешь потом, потирая затылок,
вспоминать эту фразу, как некий обряд:
“Я умру от того, что немытый поем виноград...
Celebrate ( Настя Романькова)В праздник принцессе не хочется знать, сколько лет ей осталось жить
Новая шуба в полста соболей, и никак не сносить позор
Мир леденеет, восстали до неба холодные витражи
Медлит, надменно ступает зима, превращая тела в фарфор
В святки гадают на имя, и первый прохожий тебе - жених
Солью посыпав кудели, крестьянки бегут из домов в метель
След от Великого Полоза золотом вспыхнул и сразу стих
Тесен корсет, как чужое веселье; принцессе пора в постель
Празднуй своё поражение, слуги ушли, никого в живых
Жди вестовых с того света, шей венами вензель на новый флаг
В полночь корзина подснежников будет в покоях стоять твоих
Что ты хотела - ребенка, мужчину, карету? Качай кулак..
Ангел её обмирает, прикованный в шаге от высоты
Белый цветок распустился под кожей - щекочущая пыльца
Смерть не найдешь ни в ларце, ни в яйце, ни в игле - только там, где ты
Видишь, стоит: руки матери, взгляд - отца.
В заколдованной сказке (Саша Бест)В заколдованной сказке все так же прохладно и сыро.
В перекошенном временем Замке пленительно – пусто.
А сценарий забыт или просто… неправильно сыгран.
Что за сказка, в которой неправильно сыграны чувства?
Что за автор, который вычеркивал снова и снова?
Как исправить те роли, которые нас выбирают?
Куклы знают: В начале был Бог, а потом уже – Слово.
Бог сказал: «Дайте кукол, которые лучше играют!»
Я надену корону. Вздохнув, прогуляюсь по залам.
Всех поломанных птиц рассажу по безжизненным веткам.
И немая тоска, что столетьями души терзала
Заскулит и отправится в самую дальнюю клетку.
Сто шагов в темноту, а, затем, до упора налево.
- Что вам надо?! – спросил у дверей заколдованный рыцарь
Он взглянул на меня, и глаза перестали искриться.
- Здесь живая вода и еда для моей королевы.
Храм Лампады ( Данте Габриэль Россетти)В тебе изъян искал я столько раз,
Стремясь тебя любить ему назло,
Но разве Божество Любви могло
Позволить мне испортить мой рассказ?
Моё лишь сердце в свете милых глаз
Презренней стало, но ему светло
С твоим, что в нём прекрасно расцвело,
Как в тьме базальта пылкий хризопраз.
Войду я, не колеблясь, в храм Любви.
Туда, где блещет ликом божество,
Несу я пламя сердца твоего:
Гори, мою темницу оживи!
Ты так чудесна, что с тобою в связь
Вступает сердце, бедностью гордясь.
Вода и Огонь ( Пауль Целан)Я в башню тебя заточил и слово вымолвил тисам,
брызнуло пламя из них на твое подвенечное платье.
Ночь светла,
ночь светла, зачинщица наших сердец,
ночь светла!
Ее свет заходит за море,
будит луны в заливе и ставит на скатерти пены,
смывая мне с них времена.
Оживи серебро, стань чашей, ковшом, как ракушка!
Скатерть время полощет к часу от часу,
ветер полнит сосуды,
море пищу выносит:
блуждающий глаз, оглушенное ухо,
рыбу, змею.
Скатерть время полощет к ночи от ночи,
надо мной проплывают флаги народов,
люди рядом со мной гребут в гробах к берегам,
и подо мной, как в Иванов день, звездит и небесит!
И я взгляд поднимаю к тебе,
солнцепламенной:
вспомни время, когда вместе с нами ночь всходила на гору,
вспомни время,
вспомни, что я был тот, кто я есть:
мастер застенков и башен,
тисов дыхание, брошенный в море гуляка,
слово, в которое выгоришь ты.
Белое платье ( Дмитрий Воденников)... Мы лежали с тобой однажды - в долгих сумерках на кровати,
и я не мог отвести взгляда от долго гаснущего окна,
(на тебе было белое платье, обыкновенное летнее платье):
и ты сказала: этот чертов закат сводит тебе с ума.
Жизнь проходит. Война проходит. Любовь проходит.
В Нью-Йорке вишни цветут, над Питером бродит гроза.
Но все, что осталось от нас (в том числе и от нас тобою)
огромная медленно гаснущая оранжевая полоса.
... Так вот - я хочу сказать, когда мы смешаемся в прахе
(тесней, чем когда-то при жизни), спасибо тебе за всё:
за медленно меркнущий свет, за белое твое платье
за летнее твое платье, за бессмертное платье твое.
-
-
29.02.2024 в 14:38Посетите также мою страничку
nvspwiki.hnue.edu.vn/index.php?title=Th%C3%A0nh... уведомление из налоговой об открытии счета в иностранном банке
33490-+