Моя жизнь - совокупность моих выборов, а не чьих-то преступлений.
Ты была бела как молоко и свежа.Медицинский справочник падает открытым на пол. Эта книга - моя азбука. Кожа, написано в ней, Кожа.Ловкость пальцев, язык глухонемых, символизированный на теле, на вожделеющем теле. Кто научил тебя писать кровью на моей спине? Кто научил тебя выжигать клеймо руками? Ты оставила знак на моих плечах, отметив меня своим именем. Подушечки твоих пальцев превратились в литеры, ты впечатала свое послание в мою кожу, впечатала смысл в мое тело.

Твоя азбука морзе совпадает с биением моего сердца. До того как ты появилась, у меня было крепкое сердце, мне всегда можно положиться на него, оно служило мне верой и правдой и крепло в бою.Теперь ты настроила его биение под свой собственный ритм; ты играешь на мне. Письмена на теле - это секретный код, видимый только при определенном освещении. Вся моя жизнь содержится здесь.




Моя возлюбленная - оливковое дерево, чьи корни уходят в море.

***

Она - аромат хмеля и сандалового дерева. Она - ладан и мирра. Когда она кровоточит, запахи, которые я знаю, меняют свою окраску. В такие дни в ее душе присутствует металл. Она пахнет оружием.

***
Если бы мне пришлось рисовать Луизу, ее волосы были бы роем бабочек. Миллионы Красных Адмиралов как ореол из движения и света. Существует множество легенд о женщинах, превращенных в деревья, но есть ли какие-нибудь легенды о деревьях, превращенных в женщин? Это странно, что твоя возлюбленная напоминает тебе дерево. И все же она напоминала дерево тем, как ее волосы наполнялись ветром и, разметавшись, нимбом обрамляли ее голову. Очень часто мне казалось, что она зашелестит листьями. Она не шелестела, но ее плоть была как лунная тень серебристой березы.


***

Она разрезает грушу; груша из ее собственного сада. Там, где она жила когда-то был фруктовый сад и ее любимому дереву было двести двадцать лет. Даже больше, чем французской революции. Достаточно старое для того, чтобы его плоды могли отведать Вордсворт и Наполеон. Кто входил в этот сад и срывал эти плоды? Бились ли их сердца также, как мое? Она предложила мне половинку груши и ломтик пармезанского сыра. Эти груши видели мир, вот почему они невозмутимо продолжают расти. Мир тоже видел их. Каждый съеденный ломтик несет в себе войны и страсти. История, упрятанная в зернышках и лягушачье-зеленой шкурке.

***

Да мы друзья и мне действительно нравится проводить с тобой день в серьезной беседе, не ведущей ни к каким последствиям. Я не против умываться рядом с тобой, вытирать пыль вместе с тобой, читать одну сторону газеты пока ты читаешь другую. Мы друзья и мне бы очень не хватало тебя, мне действительно не хватает тебя, и я думаю о тебе очень часто. Я не хочу утратить это счастливое место, где есть кто-то умный и легкий, кто-то, кто не заглядывает в свою записную книжку, перед тем, как назначить свидание.

***

Мы могли бы сказать что-нибудь честное друг другу вместо обычного, скомканного "Доброе утро".
Я иду посмотреть на свои подсолнухи, мирно растущие в спокойной уверенности, что здесь всегда будет солнце для них, самоутверждающиеся нужным способом в нужное время. Редкие люди добиваются того, чего добивается природа без усилий и, в основном, без потерь. Мы не знаем кто мы, или как
нам действовать, еще меньше мы знаем о том, как расцвести.
Слепая природа. Homo sapiens. Кто кого обманывает?

***

Было что-то опасно электрическое в Луизе. Я боюсь, что то постоянное пламя, которое она обещает, возможно подпитывается потоком гораздо более переменчивым. Снаружи она кажется спокойной, но за пределами ее контроля таится та же самая разрушающая сила, которая заставляет меня трепетать под сводами пилонов. В ней больше от викторианской героини, чем от современной женщины. От героини
из готического романа, хозяйки своего дома, способной как хранить огонь, так и выбежать в ночь с одной котомкой в руках. Мне всегда казалось, что она носит ключи на талии. Она была закрыта, притушена, как вулкан, спящий но все же действующий. Мне пришло в голову, что если сравнивать Луизу с вулканом,
тогда меня можно сравнить с Помпеями.

***

Я едва успеваю войти, когда Луиза выходит из двери; ее волосы, собранные пучком на голове, заколоты черепаховой заколкой. Я чувствую пар, исходящий от нее после ванны и терпкий запах древесного мыла. Она протягивает руки, ее лицо светится любовью, я подношу ее ладони ко рту и
целую каждую, очень медленно, чтобы запечатлеть в памяти форму ее суставов.

Под ее пылающими ладонями я думаю "Это костер, который насмехается над солнцем. Здесь меня согреют и накормят, здесь я буду в безопасности. Я буду держаться за этот пульс, чтобы противостоять другим ритмам. Мир придет как прилив и отлив одного дня, но вот ее руки в которых она держит мое будущее.

**

Мы не способны двигаться, как лобстеры, пойманные в ресторанный аквариум. Это границы нашей жизни вдвоем, эта комната, эта кровать. Это сладострастная, добровольно выбранная ссылка. Мы не осмеливаемся пойти за едой, кто знает кого мы там можем встретить? Мы должны закупать пищу впрок с предусмотрительностью русского крестьянина. Мы должны хранить ее на целый день - замороженную в холодильнике, запеченную в духовке. Температура горячего и холодного, огня и льда, крайностей в которых мы живем.

Мы не принимаем наркотиков, мы одурманены страхом: где встретиться, когда разговаривать, что произойдет если нас увидят вдвоем. Мы думаем, что нас никто не видит, но всегда есть лица за окном, глаза встречных людей. Нет никого вокруг о ком можно шептаться, и они шепчутся о нас. Включи музыку. Мы танцуем с тобой, тесно прижавшись друг к другу, как пара гомосексуалистов 50-х годов. Если кто-нибудь постучит в дверь мы не ответим. Если мне придется открыть дверь, я скажу что она мой бухгалтер. Мы ничего не слышим кроме мягкой музыки.


***