Моя жизнь - совокупность моих выборов, а не чьих-то преступлений.
Вильям Херст родился в сорок девятом году двадцатого века. С детства любил рисовать и мог рисовать что угодно. Буквально тоннами изводил альбомы и тетради. Придумывал и рисовал Херст в основном некие картинки, наподобие комиксов. А иногда попросту перерисовывал на свой манер сюжеты популярных в те годы историй про Супермена и Капитана-Америку. В юности он поступил в художественную академию, закончил ее с отличием. Там же пристрастился к церковному изобразительному искусству. С увлечением изучал религиозную живопись различных культур. Овладел самыми разными техниками. По окончании академии даже подумывал о работе реставратора в историко-религиозном институте. Но – пошел работать в крупнейшую компанию по созданию комиксов, в «Марвел». Сбылась мечта детства! Он мог рисовать настоящие комиксы, которые расходились огромными тиражами. Карьера Херста шла вверх. Ему пророчили большое будущее… как вдруг он придумал очень странный сюжет про Рай и Ад. Будто бы Рай и Ад на самом деле находятся в одном и том же месте – в Саду Снов. И охраняют его прекрасные Сирены. И будто бы отважный Персей спасает праведников, попавших по ошибке в Ад. А попасть в Ад Херста по ошибке было совсем не сложно – нужно всего лишь заблудиться во сне…
Прорисованы персонажи Херста были великолепно. Диалоги на удивление правдоподобны, атмосфера просто потрясающая. Но… сама концепция казалась всем несколько странной, и эти рисованные истории спросом не пользовались. Работодатели были вынуждены прикрыть проект. Херсту тогда было двадцать семь лет. Карьера на взлете – а тут такой удар. Комиксы Херста свернули и предложили вернуться к рисованию суперменов. Херст отказался. Он уволился из «Марвела» и принялся искать издателя для своих сумасшедших проектов. Все было тщетно. Он рисовал книгу за книгой, но никто не соглашался их печатать.
– Откуда у тебя все эти странные истории? Откуда такие необычные образы? – спрашивал его очередной потенциальный издатель.
– Из снов, – отвечал Вильям Херст.
– Брось эту затею. Ты совсем помешался на своих снах. Это тебя погубит.
– Неважно. Главное, что я рассказываю их кому-то.
А рассказывал он эти истории, наверное, только своей девушке, с которой они хотели пожениться. Она листала его альбомы буквально с замиранием сердца. Но нищета, неумолимо подкрадывающаяся к ним, очень пугала ее. И вот однажды она не вернулась к нему в дом. И вообще больше никогда не пришла, и не написала даже письма. Вильям Херст остался один.
Он стал много времени проводить в постели. И видеть все больше ярких, красочных снов. Просыпался – и тут же рисовал их сюжеты на листах бумаги. Все сбережения он тратил на альбомы и тетради. Самым страшным сном для него было видение, где у него заканчивались карандаши и бумага. Так он и рисовал свои комиксы про Рай и Ад, про Сирен и Персея, про заблудившихся в Саду Снов людей… пока однажды не заснул так крепко, что не смог проснуться.
Как мужчина выбирает себе женщину? Ту самую, с которой он готов связать свою жизнь? По каким признакам он вдруг решает, что это именно она? Вот я смотрел на тебя и был абсолютно уверен, что ты та самая, которая мне нужна. Но как я это вычислил, совершенно непонятно. Эта попытка анализа была вовсе не от сомнений, а чисто из любопытства. На самом деле, мне думается, что все дело в электричестве. Да-да. Именно в электричестве. Ведь мы, по большому счету, живые батарейки. Ходим, плачем, смеемся, а на самом деле – не более чем электрические заряды. Причем очень разные заряды: и плюсы и минусы, и мощность разная. А вот встречаются такие заряды, между которыми возникает притяжение. И чем идеальнее их разность, тем больше притяжение и тем комфортнее им друг с другом. А любовь – это как раз тот самый импульс, который при появлении в магнитном поле такого идеального зарядика вспыхивает в голове, как лампочка. Если б я рассказал тебе эту теорию, думаю, ты бы раскритиковала меня в пух и прах. Ты бы сказала, что я бездушный циник. А я не согласен. На мой взгляд, это очень романтическая версия. Вот сейчас закрываю глаза и вижу почти клип, в котором люди-лампочки танцуют и подмигивают, катаясь на коньках по Красной площади… и снег идет. И у всех разное свечение – в зависимости от силы их чувств. И чем больше любви, тем больше света…
***
– Однажды ты так пропустишь очень важный звонок и будешь сожалеть об этом.
– А как я узнаю, что он был важный? Если я на него не отвечу? Про важные пропущенные звонки мы обычно ничего не знаем. Так же как про упущенные возможности. Иначе бы все давно сошли с ума. Представляешь, если бы в жизни, как в компьютерной игре, при совершении неверных действий события отматывались назад и тебе показывалось, где и как ты поступил неправильно и что в результате потерял… Конечно, тогда можно было бы извлекать уроки, но, думаю, сойти с ума от самоуничижения шансов куда больше, чем чему-то научиться.
– Это пассивная позиция. Тебе не кажется, что ты утрачиваешь стремление к самосовершенствованию? В чем бы то ни было. Постепенно теряешь интерес к движению вперед. Я рядом, и мне это очень заметно. Эй! Ты же мой герой. А ты совсем раскис. Это неправильно. Мы же в начале пути. Нам не восемьдесят лет. Мы молоды, и мы должны трахнуть этот мир! Именно трахнуть! А пока получается, что мир трахает нас.
***
Я пригляделся. Топор был покрыт странными знаками. Наверное, санскрит.
– И что тут написано? – спросил я.
– Это легенда про солнце. Там говорится, что солнце перестанет всходить над головами людей тогда, когда люди перестанут ему радоваться.
***
После прочтения статьи у меня появилось двойственное чувство. Будто выпачкался, доставая из помойки красивый цветок. Весь воняю дерьмом, а в руках роза. Такое вот ощущение возникло. И стою я с этой розой и думаю: ну что за фигня, как могли розу в помойку, да и вообще, что за жизнь такая?! Как вообще так можно?! Но я не вчера родился и знал, что можно и не так. Жизнь так устроена, что о самых странных и немыслимых, даже, возможно, волшебных вещах мы узнаем в абсолютно обыденной обстановке. Более того, я прекрасно понимал, что всю это волшебность и необычность не поймет никто, кроме тебя.
***
Умереть на кольцевой в час пик, что может быть хуже?
***
Хочешь найти самое одинокое место на земле – заходи в метро в час пик. Чем больше людей, тем сильнее на тебя будет давить одиночество. Оно будет буквально рвать твой мозг. Потому что ты попадаешь под перекрестный огонь тысяч одиночеств. Вперемешку с ненавистью и холодным безразличием оно станет душить тебя, разрушать твое сердце, и тебе безумно захочется поскорее добраться до дома, прижать к груди кого-то родного и доброго и услышать: «Ну что ты?! Все хорошо».
***
Мне приснился сон. А может, и не сон. Может, я наяву впал в дремотное состояние и поверил, что сплю. И снилось мне, будто мы влюблены друг в друга до беспамятства. Будто весь мир этот стоит на грани вымирания, и спасти его можем только мы с тобой. Только своей любовью. Потому что любовь – это жертва. И нам нужно принести себя в жертву, чтобы спасти мир. Необходимо найти Сад Снов и навсегда остаться там, вместо Вильяма Херста, а он должен вернуться обратно. Потому что он знает столько, что знаний его хватит на несколько миров. Потому что никто еще не возвращался из Сада Сирен. Никто еще не проводил там тридцать шесть лет, питаясь лишь плодами знаний. И мудрость этого человека изменит мир.
Мне вдруг показалось, что Херст – это и не Херст вовсе, а Христ, Христос… То есть это и есть то самое пришествие… А мы… мы – та самая жертва, без которой ничто в истории не происходит и не случается. Чтобы машины ездили, нужна нефть, а чтобы достать нефть, надо захватить чужую страну, разрушить ее культуру, убить ее детей и воткнуть гигантскую иглу в сердце земли. Мы – те самые дети. Мы жертвы неминуемого прогресса. Мы, кто мы? Мы заблудились в играх высших сил. А может, мы сами играем в придуманную нами же игру, но забыли выработать четкие правила и спорим теперь в душе каждый сам с собой: честно или не честно, правильно или не правильно. А как же любовь, что должна была изменить мир? Она внутри. Она и есть жертва.
Её надо убить.
Я ворочался на кровати. Я был весь мокрый. Вставал несколько раз, подходил к занавешенному легкой органзой окну, смотрел сквозь нее на пустынную улицу. Потом вновь ложился, прижимался к знакомому теплу. На мгновение мне становилось спокойно, но сон-явь вновь кружил голову. И я снова видел лиловые тучи над нереально зеленым садом. Я видел, как открываются ворота и как мир меняется. Навсегда. Потому что этот мир… он лишается нас. Мы лишаемся его. Но таков смысл всей этой истории.
А потом я успокоился. Мне стало понятно, что если уж что написано на Древе Судьбы, то в два счета предначертанное не изменить. И если что-то должно случиться, так пусть случится. Я не буду противиться. Я поплыву на гребне своей волны, доверившись океану и ветру.
Едва я подумал так, тревожные образы тут же отступили, я увидел кристально чистый сон, похожий на приключенческое кино. В этом сне я с мачете в руке продирался сквозь джунгли, вез в Москву кокаин в пузырьках из-под шампуня, мчался на «Астон Мартине» по Кремлевской набережной. В своем сне я был непобедимым авантюристом, честным перед самим с собой. Ведь я непобедим, и мне не надо себе врать… а может, я был непобедим именно потому, что был честен… Я совсем запутался. Я просто пил мартини с крошками льда и смотрел, как солнце садится в облака, обрамляющие океан. И облака окрашиваются в розоватый свет. Я улыбнулся во сне и проснулся.
***
Мир соткан из наших мечтаний. Просто все мы мечтаем о разном. Есть плохие люди с черными мечтами, и есть со светлыми, благодаря которым вся наша вселенная еще не летит в тартарары. И мечтам свойственно сбываться. Все, что мы видим вокруг себя, – это чьи-то сбывшиеся мечты. На то, чтобы мечта стала реальностью, нужно время. Нужно продолжать мечтать, а мечтая, делать маленькие шажочки навстречу мечте. Люди, которые мечтают, имеют власть менять мир, а люди без мечты – лишь «боты», симуляторы жизни для заполнения пространства вселенной. Но и они в состоянии измениться. В них есть искра, которую можно раздуть, и они тоже станут частью сознательной вселенной. Просто сердца у всех разные. У кого-то сердце светло-красное, и свет из него выходит яркий. А у кого-то сердце темно-алое, и оно источает сумрак. Это не потому, что ему так хочется, а потому, что такое сердце человек получил при рождении… Так было решено. Ибо мир должен быть, как лоскутное одеяло, соткан из разных мечтаний. Но при этом он должен быть и очень гармоничным, чтобы никто, взглянув на него, не сказал: «Вот белое одеяло с серыми пятнами». Любой, кто взглянет на мир, должен сказать: «Какой же причудливый и сложный узор соткан здесь из множества лоскутов!» И получается, что ты меняешь этот мир. Раз мечтаешь о чем-то.
***
Мы все живем понравившимися образами. Тупо копируем их. Примеряем на себя как одежду. Что-то подходит и остается на нас надолго, а что-то – навсегда. Мы смотрим фильмы, читаем книги, слушаем музыку и вдруг – вот оно! Это мое! Ты выхватываешь это нечто и прямиком в сердце – бац! Тебе кажется, что эта вещь буквально создана для тебя, эта мелодия трогает твою душу, потому что написана для тебя, для этого вот момента, или вот этот герой такой же, как ты. Он так же мыслит, так же действует (ты-то уверен, что ты поступишь так же при других обстоятельствах). В общем, ты хватаешь частицу информации и прижимаешь к себе, уверенный в том, что она дополняет твою личность, подчеркивает твою индивидуальность. Но ты и понятия не имеешь, что на самом деле ты только что изменился. ТЫ СТАЛ ДРУГИМ. Ты – это уже вовсе не ты. Эта музыка, этот фильм, этот книжный герой были неким ключом, который запустил программу к хранящейся внутри тебя информации, и начался процесс изменения. Ты становишься другим. Потому что так должно быть. А если бы кто-то не написал эту мелодию-ключ? То программа бы не запустилась. А значит, весь замысел насмарку. Поэтому люди, которые пишут все эти вот ключи, очень важны для НАС. Потому что без них не будет ИГРЫ.
***
Настоящая неприятность – она ведь как дорогое вино… раскрывается в мозгу все новыми и новыми страшными мыслями… как оттенками вкуса… постепенно становится физически плохо, и тупо начинает болеть голова… не сразу вдавливает в землю… а потихоньку… полегоньку… незаметно… нажимает на плечи… и вот ты, сам не понимая каким образом, но уже лежишь на траве… Лежишь и прислушиваешься к биению сердца. Нокдаун. Нужно найти в себе силы и встать раньше, чем кто-то там, наверху, произнесет последнюю цифру заветного отсчета… Я застрял в Саду Сирен.
***
Мы выходили из кинозала после просмотра очередного апокалипсического блокбастера, шли по тихим московским улочкам и рассуждали о судьбе человечества. В те секунды мы были почти богами. Мы парили над суетным миром, мы были свободны. Мы ощущали нашу способность думать и принимать решения за самих себя так остро, что это казалось Счастьем.
Сила искусства.
Сила кинематографа.
Легко представить себе конец света. Легко представить себе свою собственную гибель вместе со всем человечеством. Ведь это не так уж и обидно. Если мир после нас станет лучше, то почему бы не сгинуть, к чертовой матери, со всем сегодняшним дерьмом?!
Но как представить свой собственный апокалипсис? Когда мир преспокойно живет дальше, а тебя – нет? Или ты есть, но лишь часть тебя? Это же несправедливо! Ведь ты не был преступником или убийцей! Ты не бомбил города и не развязывал войны. Не обрекал на голод и страдания тысячи людей. Ты просто жил и старался держаться в стороне от дерьма, относя себя к лучшей и просветленной части общества. И тут – н-на! Время продолжает свой неумолимый бег, а твои секундные стрелки встали… Разве можно представить такое? Когда рядом, но не с тобой что-то происходит, ты смотришь на это дело со стороны и делаешь неправильные выводы. Типа я всегда смогу поглазеть со стороны, а сам никогда не попаду в такую историю.
***
Если поверить, что существует Древо Судьбы, на котором некто, тот, кто сильнее и умнее нас, уже расписал все наши судьбы, продумал, посмотрев в наши глаза при рождении, словно прочитал по радужной оболочке, чего мы хотим от жизни, а заглянув в маленькое трепещущее сердечко, рассудил, чего мы достойны…
Если предположить, что есть такое Древо, где, словно ножом, выцарапано мое имя, мой год рождения, и все, что я сделал, и все, что я сделаю, и мои ошибки обведены красным кружком, а на моментах моих самых сильных переживаний и душевных метаний линия, оставленная божественным ножом, уходит намного глубже внутрь древней породы…
Если только предположить, что это проклятое дерево существует на каком-то далеком-далеком острове, – разве не потратили бы вы остаток своих дней, чтобы найти его – И СЖЕЧЬ НАПАЛМОМ, к чертовой матери? Пусть это будет последнее, что я сделаю в своей жизни, – но я сделал бы это сам. Без предопределения.
Вопреки ему.
Прорисованы персонажи Херста были великолепно. Диалоги на удивление правдоподобны, атмосфера просто потрясающая. Но… сама концепция казалась всем несколько странной, и эти рисованные истории спросом не пользовались. Работодатели были вынуждены прикрыть проект. Херсту тогда было двадцать семь лет. Карьера на взлете – а тут такой удар. Комиксы Херста свернули и предложили вернуться к рисованию суперменов. Херст отказался. Он уволился из «Марвела» и принялся искать издателя для своих сумасшедших проектов. Все было тщетно. Он рисовал книгу за книгой, но никто не соглашался их печатать.
– Откуда у тебя все эти странные истории? Откуда такие необычные образы? – спрашивал его очередной потенциальный издатель.
– Из снов, – отвечал Вильям Херст.
– Брось эту затею. Ты совсем помешался на своих снах. Это тебя погубит.
– Неважно. Главное, что я рассказываю их кому-то.
А рассказывал он эти истории, наверное, только своей девушке, с которой они хотели пожениться. Она листала его альбомы буквально с замиранием сердца. Но нищета, неумолимо подкрадывающаяся к ним, очень пугала ее. И вот однажды она не вернулась к нему в дом. И вообще больше никогда не пришла, и не написала даже письма. Вильям Херст остался один.
Он стал много времени проводить в постели. И видеть все больше ярких, красочных снов. Просыпался – и тут же рисовал их сюжеты на листах бумаги. Все сбережения он тратил на альбомы и тетради. Самым страшным сном для него было видение, где у него заканчивались карандаши и бумага. Так он и рисовал свои комиксы про Рай и Ад, про Сирен и Персея, про заблудившихся в Саду Снов людей… пока однажды не заснул так крепко, что не смог проснуться.
Как мужчина выбирает себе женщину? Ту самую, с которой он готов связать свою жизнь? По каким признакам он вдруг решает, что это именно она? Вот я смотрел на тебя и был абсолютно уверен, что ты та самая, которая мне нужна. Но как я это вычислил, совершенно непонятно. Эта попытка анализа была вовсе не от сомнений, а чисто из любопытства. На самом деле, мне думается, что все дело в электричестве. Да-да. Именно в электричестве. Ведь мы, по большому счету, живые батарейки. Ходим, плачем, смеемся, а на самом деле – не более чем электрические заряды. Причем очень разные заряды: и плюсы и минусы, и мощность разная. А вот встречаются такие заряды, между которыми возникает притяжение. И чем идеальнее их разность, тем больше притяжение и тем комфортнее им друг с другом. А любовь – это как раз тот самый импульс, который при появлении в магнитном поле такого идеального зарядика вспыхивает в голове, как лампочка. Если б я рассказал тебе эту теорию, думаю, ты бы раскритиковала меня в пух и прах. Ты бы сказала, что я бездушный циник. А я не согласен. На мой взгляд, это очень романтическая версия. Вот сейчас закрываю глаза и вижу почти клип, в котором люди-лампочки танцуют и подмигивают, катаясь на коньках по Красной площади… и снег идет. И у всех разное свечение – в зависимости от силы их чувств. И чем больше любви, тем больше света…
***
– Однажды ты так пропустишь очень важный звонок и будешь сожалеть об этом.
– А как я узнаю, что он был важный? Если я на него не отвечу? Про важные пропущенные звонки мы обычно ничего не знаем. Так же как про упущенные возможности. Иначе бы все давно сошли с ума. Представляешь, если бы в жизни, как в компьютерной игре, при совершении неверных действий события отматывались назад и тебе показывалось, где и как ты поступил неправильно и что в результате потерял… Конечно, тогда можно было бы извлекать уроки, но, думаю, сойти с ума от самоуничижения шансов куда больше, чем чему-то научиться.
– Это пассивная позиция. Тебе не кажется, что ты утрачиваешь стремление к самосовершенствованию? В чем бы то ни было. Постепенно теряешь интерес к движению вперед. Я рядом, и мне это очень заметно. Эй! Ты же мой герой. А ты совсем раскис. Это неправильно. Мы же в начале пути. Нам не восемьдесят лет. Мы молоды, и мы должны трахнуть этот мир! Именно трахнуть! А пока получается, что мир трахает нас.
***
Я пригляделся. Топор был покрыт странными знаками. Наверное, санскрит.
– И что тут написано? – спросил я.
– Это легенда про солнце. Там говорится, что солнце перестанет всходить над головами людей тогда, когда люди перестанут ему радоваться.
***
После прочтения статьи у меня появилось двойственное чувство. Будто выпачкался, доставая из помойки красивый цветок. Весь воняю дерьмом, а в руках роза. Такое вот ощущение возникло. И стою я с этой розой и думаю: ну что за фигня, как могли розу в помойку, да и вообще, что за жизнь такая?! Как вообще так можно?! Но я не вчера родился и знал, что можно и не так. Жизнь так устроена, что о самых странных и немыслимых, даже, возможно, волшебных вещах мы узнаем в абсолютно обыденной обстановке. Более того, я прекрасно понимал, что всю это волшебность и необычность не поймет никто, кроме тебя.
***
Умереть на кольцевой в час пик, что может быть хуже?
***
Хочешь найти самое одинокое место на земле – заходи в метро в час пик. Чем больше людей, тем сильнее на тебя будет давить одиночество. Оно будет буквально рвать твой мозг. Потому что ты попадаешь под перекрестный огонь тысяч одиночеств. Вперемешку с ненавистью и холодным безразличием оно станет душить тебя, разрушать твое сердце, и тебе безумно захочется поскорее добраться до дома, прижать к груди кого-то родного и доброго и услышать: «Ну что ты?! Все хорошо».
***
Мне приснился сон. А может, и не сон. Может, я наяву впал в дремотное состояние и поверил, что сплю. И снилось мне, будто мы влюблены друг в друга до беспамятства. Будто весь мир этот стоит на грани вымирания, и спасти его можем только мы с тобой. Только своей любовью. Потому что любовь – это жертва. И нам нужно принести себя в жертву, чтобы спасти мир. Необходимо найти Сад Снов и навсегда остаться там, вместо Вильяма Херста, а он должен вернуться обратно. Потому что он знает столько, что знаний его хватит на несколько миров. Потому что никто еще не возвращался из Сада Сирен. Никто еще не проводил там тридцать шесть лет, питаясь лишь плодами знаний. И мудрость этого человека изменит мир.
Мне вдруг показалось, что Херст – это и не Херст вовсе, а Христ, Христос… То есть это и есть то самое пришествие… А мы… мы – та самая жертва, без которой ничто в истории не происходит и не случается. Чтобы машины ездили, нужна нефть, а чтобы достать нефть, надо захватить чужую страну, разрушить ее культуру, убить ее детей и воткнуть гигантскую иглу в сердце земли. Мы – те самые дети. Мы жертвы неминуемого прогресса. Мы, кто мы? Мы заблудились в играх высших сил. А может, мы сами играем в придуманную нами же игру, но забыли выработать четкие правила и спорим теперь в душе каждый сам с собой: честно или не честно, правильно или не правильно. А как же любовь, что должна была изменить мир? Она внутри. Она и есть жертва.
Её надо убить.
Я ворочался на кровати. Я был весь мокрый. Вставал несколько раз, подходил к занавешенному легкой органзой окну, смотрел сквозь нее на пустынную улицу. Потом вновь ложился, прижимался к знакомому теплу. На мгновение мне становилось спокойно, но сон-явь вновь кружил голову. И я снова видел лиловые тучи над нереально зеленым садом. Я видел, как открываются ворота и как мир меняется. Навсегда. Потому что этот мир… он лишается нас. Мы лишаемся его. Но таков смысл всей этой истории.
А потом я успокоился. Мне стало понятно, что если уж что написано на Древе Судьбы, то в два счета предначертанное не изменить. И если что-то должно случиться, так пусть случится. Я не буду противиться. Я поплыву на гребне своей волны, доверившись океану и ветру.
Едва я подумал так, тревожные образы тут же отступили, я увидел кристально чистый сон, похожий на приключенческое кино. В этом сне я с мачете в руке продирался сквозь джунгли, вез в Москву кокаин в пузырьках из-под шампуня, мчался на «Астон Мартине» по Кремлевской набережной. В своем сне я был непобедимым авантюристом, честным перед самим с собой. Ведь я непобедим, и мне не надо себе врать… а может, я был непобедим именно потому, что был честен… Я совсем запутался. Я просто пил мартини с крошками льда и смотрел, как солнце садится в облака, обрамляющие океан. И облака окрашиваются в розоватый свет. Я улыбнулся во сне и проснулся.
***
Мир соткан из наших мечтаний. Просто все мы мечтаем о разном. Есть плохие люди с черными мечтами, и есть со светлыми, благодаря которым вся наша вселенная еще не летит в тартарары. И мечтам свойственно сбываться. Все, что мы видим вокруг себя, – это чьи-то сбывшиеся мечты. На то, чтобы мечта стала реальностью, нужно время. Нужно продолжать мечтать, а мечтая, делать маленькие шажочки навстречу мечте. Люди, которые мечтают, имеют власть менять мир, а люди без мечты – лишь «боты», симуляторы жизни для заполнения пространства вселенной. Но и они в состоянии измениться. В них есть искра, которую можно раздуть, и они тоже станут частью сознательной вселенной. Просто сердца у всех разные. У кого-то сердце светло-красное, и свет из него выходит яркий. А у кого-то сердце темно-алое, и оно источает сумрак. Это не потому, что ему так хочется, а потому, что такое сердце человек получил при рождении… Так было решено. Ибо мир должен быть, как лоскутное одеяло, соткан из разных мечтаний. Но при этом он должен быть и очень гармоничным, чтобы никто, взглянув на него, не сказал: «Вот белое одеяло с серыми пятнами». Любой, кто взглянет на мир, должен сказать: «Какой же причудливый и сложный узор соткан здесь из множества лоскутов!» И получается, что ты меняешь этот мир. Раз мечтаешь о чем-то.
***
Мы все живем понравившимися образами. Тупо копируем их. Примеряем на себя как одежду. Что-то подходит и остается на нас надолго, а что-то – навсегда. Мы смотрим фильмы, читаем книги, слушаем музыку и вдруг – вот оно! Это мое! Ты выхватываешь это нечто и прямиком в сердце – бац! Тебе кажется, что эта вещь буквально создана для тебя, эта мелодия трогает твою душу, потому что написана для тебя, для этого вот момента, или вот этот герой такой же, как ты. Он так же мыслит, так же действует (ты-то уверен, что ты поступишь так же при других обстоятельствах). В общем, ты хватаешь частицу информации и прижимаешь к себе, уверенный в том, что она дополняет твою личность, подчеркивает твою индивидуальность. Но ты и понятия не имеешь, что на самом деле ты только что изменился. ТЫ СТАЛ ДРУГИМ. Ты – это уже вовсе не ты. Эта музыка, этот фильм, этот книжный герой были неким ключом, который запустил программу к хранящейся внутри тебя информации, и начался процесс изменения. Ты становишься другим. Потому что так должно быть. А если бы кто-то не написал эту мелодию-ключ? То программа бы не запустилась. А значит, весь замысел насмарку. Поэтому люди, которые пишут все эти вот ключи, очень важны для НАС. Потому что без них не будет ИГРЫ.
***
Настоящая неприятность – она ведь как дорогое вино… раскрывается в мозгу все новыми и новыми страшными мыслями… как оттенками вкуса… постепенно становится физически плохо, и тупо начинает болеть голова… не сразу вдавливает в землю… а потихоньку… полегоньку… незаметно… нажимает на плечи… и вот ты, сам не понимая каким образом, но уже лежишь на траве… Лежишь и прислушиваешься к биению сердца. Нокдаун. Нужно найти в себе силы и встать раньше, чем кто-то там, наверху, произнесет последнюю цифру заветного отсчета… Я застрял в Саду Сирен.
***
Мы выходили из кинозала после просмотра очередного апокалипсического блокбастера, шли по тихим московским улочкам и рассуждали о судьбе человечества. В те секунды мы были почти богами. Мы парили над суетным миром, мы были свободны. Мы ощущали нашу способность думать и принимать решения за самих себя так остро, что это казалось Счастьем.
Сила искусства.
Сила кинематографа.
Легко представить себе конец света. Легко представить себе свою собственную гибель вместе со всем человечеством. Ведь это не так уж и обидно. Если мир после нас станет лучше, то почему бы не сгинуть, к чертовой матери, со всем сегодняшним дерьмом?!
Но как представить свой собственный апокалипсис? Когда мир преспокойно живет дальше, а тебя – нет? Или ты есть, но лишь часть тебя? Это же несправедливо! Ведь ты не был преступником или убийцей! Ты не бомбил города и не развязывал войны. Не обрекал на голод и страдания тысячи людей. Ты просто жил и старался держаться в стороне от дерьма, относя себя к лучшей и просветленной части общества. И тут – н-на! Время продолжает свой неумолимый бег, а твои секундные стрелки встали… Разве можно представить такое? Когда рядом, но не с тобой что-то происходит, ты смотришь на это дело со стороны и делаешь неправильные выводы. Типа я всегда смогу поглазеть со стороны, а сам никогда не попаду в такую историю.
***
Если поверить, что существует Древо Судьбы, на котором некто, тот, кто сильнее и умнее нас, уже расписал все наши судьбы, продумал, посмотрев в наши глаза при рождении, словно прочитал по радужной оболочке, чего мы хотим от жизни, а заглянув в маленькое трепещущее сердечко, рассудил, чего мы достойны…
Если предположить, что есть такое Древо, где, словно ножом, выцарапано мое имя, мой год рождения, и все, что я сделал, и все, что я сделаю, и мои ошибки обведены красным кружком, а на моментах моих самых сильных переживаний и душевных метаний линия, оставленная божественным ножом, уходит намного глубже внутрь древней породы…
Если только предположить, что это проклятое дерево существует на каком-то далеком-далеком острове, – разве не потратили бы вы остаток своих дней, чтобы найти его – И СЖЕЧЬ НАПАЛМОМ, к чертовой матери? Пусть это будет последнее, что я сделаю в своей жизни, – но я сделал бы это сам. Без предопределения.
Вопреки ему.