Моя жизнь - совокупность моих выборов, а не чьих-то преступлений.
Умираю от голода над банкой с засоленными мужскими сердцами. Не потому, что голова в банку не пролазит, - есть у меня и серебряная вилочка на длинной ручке, и пинцет, обмотанный стерильной ваткой, чтоб вытирать с подбородка кровавый рассол. Просто никогда, никогда я не смогу себя заставить это есть. А они, уже бессердечные, но по-прежнему ранимые, уязвимые и чувствительные, корчась, как устрицы под брызгами лимонного сока, строчат анонимные письма, дышат в трубку ночами. И тишина на том конце телефонного провода может значить только одно: ешь, дорогая, я страдал, я отдал тебе всё... А я голодна, и я хочу просто хлеба и просто молока - из рук человека, который с ч а с т л и в любить меня. Хочу смеяться - просто так, потому, что весело, а не потому, что ничего другого не осталось. Хочу засыпать, не боясь, что меня разбудят слезы, горячие, как серная кислота. Такими слезами плачут только мужчины, и только от одного несбыточного желания. Стать Единственным.
Там, где ты хочешь еще раз войти в тот же поток, там вокзал. Он построен прямо на льду, потому что поток промерз до самого дна. А на краю крыши, что была присыпана желтыми листьями, теперь мигает ледяная кардиограмма сосулек. Я сбиваю их снежками, до тех пор, пока зубчатый график не вытягивается в зловещую прямую. Неужели это все, что я умею, - разбивать сердца?!
Там, где ты хочешь еще раз войти в тот же поток, там вокзал. Он построен прямо на льду, потому что поток промерз до самого дна. А на краю крыши, что была присыпана желтыми листьями, теперь мигает ледяная кардиограмма сосулек. Я сбиваю их снежками, до тех пор, пока зубчатый график не вытягивается в зловещую прямую. Неужели это все, что я умею, - разбивать сердца?!